* * *
В «солдатском» купе было весело. Чувствовалось, что ребята и девушки уже разбились на пары. Рысев глаз не спускал с простушки и она отвечала ему взаимностью, стараясь всё время поворачиваться так, чтобы её красивая голая грудь была ему хорошо видна. Несмотря на адскую жару, толстуха буквально навалилась на погранца, а Володька старался ущипнуть за грудь атаманшу, которая хотя и уворачивалась с визгом, но придвигалась к нему всё ближе. «Так вот, профессор им и говорит: «В три раза у человека от возбуждения увеличивается печень, а ваше «хи-хи-хи» — только в полтора раза!» — Все дико заржали. «А вот и Вовик пришел, нашего капитана сын! Мы до одной станции едем!» — неестественно громко сказал Рысев. «А, тёзка!»- завопил моряк. «Ну давайте знакомиться — Галина!» — сказала простушка. «Вот это — Алевтина, а это — Наташа!» — она показала на монголку.
«Ну вот что!» — сказала атаманша Алевтина — «Через полчаса — большая станция, надо закупить всего для ужина, только чур, ребята — мы вас угощаем!»
Рысев пробовал возразить: «Нет уж, расходы пополам — что у нас, денег, что ли, нет?» — «Да знаем мы, какие у дембелей деньги! Ты, обалдуй, матери-то хоть подарок купил?» Рысев смущенно потупился. «Эх, молодняк, что бы вы делали без Алевтины!»- она порылась в своей сумке и достала какой-то пакет: «На, держи, с первой пенсии отдашь!» в пакете оказался радужный газовый шарфик, всем он очень понравился. Рысев горячо благодарил Алевтину.
Я отправился в туалет. В окошечке виднелась надпись «свободно», я попытался открыть дверь, но она не поддалась. Тогда я толкнул изо всех сил, да тут ещё поезд тряхнуло. Дверь неожиданно распахнулась, и я вместе с ней влетел в кабинку. К моему удивлению, она вовсе не была пустой: на унитазе в позе орла сидела взрослая девчонка (класса из 9-10, подумал я) , которую открывшаяся дверь чуть не сбила на пол. «Ты что врываешься, сопляк — пошёл вон, не видишь, я сижу!» Я возмутился: «Запираться надо, я тут причём?» — «Как же я запрусь, если ничего не работает? Что теперь, усраться и не жить?» — логика у неё явно хромала. Правой рукой она держалась за решётку на окне, левой схватилась за распахнувшуюся дверь, трусы растянулись в верёвочку между коленями, так что всё её естество было передо мной, как на ладони. «Ещё раз спрашиваю — я с какого боку виноват?» Я повернулся, чтобы уйти, но девчонка меня остановила: «Дверь-то закрой, олух!» Хотя на олуха уже можно было и обидеться, я всё же потянул дверь на себя, но её заклинило намертво. «Ну чего ты копаешься?» «Да не двигается она, сама попробуй!» Девчонка попыталась закрыть дверь, но при этом чуть не слетела с унитаза, её трусы упали с колен одним краем прямо в грязную жижу. «Ну вот, теперь только выбросить!» По коридору кто-то прошёл в тамбур покурить, и она запричитала: «Ой, парень не уходи, стань так, чтобы меня заслонить!» Я встал перед ней, переводя взгляд с её груди на промежность и назад. «Чего пялишься, идиот! Задом повернись!» — «Какого чёрта ты всё время на меня орёшь? Всё, я пошел — загораживайся, чем хочешь!» Я начал было поворачиваться, чтобы уйти, но девчонка в инстинктивном желании меня удержать махнула рукой и цапнула меня прямо за писюн! Тут уж я рассвирепел: «Отпусти, дура, ты чего делаешь! чокнутая какая-то — сначала не запирается, заманивает людей, а потом за писюн хватает! Я вот сейчас заору — весь вагон сбежится смотреть, как ты какаешь!» Она не на шутку испугалась: «Мальчик, ну прости, я же нечаянно, ну что, я тебе больно сделала?» Схватила она действительно больно, но я уже оценил комичность ситуации и во мне опять проснулось великодушие: «Ладно, подтирайся уж, только побыстрее! И чур — не ругаться больше, а то сейчас Рысева позову, а ты тут голая сидишь!» Она перестала держаться и чуть опять не слетела с унитаза: вагон сильно шатало. «Ой, да что же это за напасть — ну будь добренький, подержи меня!» Наконец она слезла и действительно без сожаления спихнула трусы в сливное отверстие, открыв его нажатием педали. Затем она повернулась задом к раковине и вымыла попу. «Ну вот теперь ещё голяком по вагону топать! Мальчик, ты меня не проводишь?» — «Слушай, иди уже давай, а то я на пол налью!» Девушка прикрыла письку одной рукой, а второй попыталась прикрыть попу, и смешно побежала по проходу.
Но злосчастная дверь никак не хотела закрываться, а писать при открытой всё-таки не хотелось. Я заглянул к Рысеву: «Кто-нибудь, помогите, в туалете дверь заклинило!» — «Сейчас, Вовик, только перепакуемся!» Рысев держал крышку нижней полки вместе с постелью, а девушки рылись внутри. Я вернулся к туалету, но к моему удивлению, он опять был занят: невзирая на открытую дверь, в нем писала голая девчонка лет 7-8. Она стояла задом к унитазу, широко расставив ноги, чтобы не выпачкаться, голову наклонила почти к самым коленям. К моему удивлению, струйка попадала точно в середину унитаза. Я никогда не видел, чтобы девчонки писали в такой позе — обычно они это делали сидя на корточках. «Эй, ты, сейчас моя очередь!» Не переставая писать, девчонка подняла на меня голову: «А вот и врёшь, я пришла, а никого не было!» — «Так ты бы хоть дверь закрыла!» — «А вот и опять врёшь — эта дверь ничегошеньки и не закрывается! Сам попробуй, если такой умный!» С этими словами девчонка выпрямилась, вытерла свою письку зажатой в руке бумажной салфеткой и смыла унитаз, нажав педаль. «Да что ты вообще пристал, разве ты этот туалет закупил?» Девчонка вымыла руки, показала мне язык и убежала.
«Ну что, парень, заходи, чтоль!» За мной стояла деревенская тётка в какой-то короткой распашонке и огромных трусах. «Да тут дверь, понимаете, не закрывается!» — «Скажите, какой стеснительный! Тогда меня пусти по-быстрому, а то станция скоро!» Не обращая более на меня никакого внимания, тётка стала к унитазу задом, спустила трусы, и начала отливать в той же позе, как и предыдущая девчонка. Её широкая струя полностью в унитаз не попадала, частично стекая снаружи, но тётке, похоже, всё было по барабану. Завершив своё дело, она слегка протерла у себя между ногами мокрой рукой и с сомнением посмотрела на свои сырые от пота трусы. Потом проворчала: «А, ладно, в купе сменю!» — и стала их натягивать. При этом эта здоровенная тётка делала такие же движения попой, как и все девчонки, когда одеваются! Вот прикол!
Рысева всё не было, и я уже потерял терпение. «Ладно, хрен с этой дверью!» — сказал я сам себе и с наслаждением отлил, не обращая ни на что внимания. Смыв унитаз, я собрался уже было уходить, но путь мне преградили две мелкие девчонки: «Ага, так он действительно письку не моет! Сейчас всё Варе расскажем — а ну, мой быстро!» Ох уж эти мне октябрята! Сгорая от стыда, я привстал на цыпочки, чтобы писюн оказался на уровне раковины, оттянул кожицу и вымыл головку на глазах у девчонок, которые чуть ли не носами уткнулись в моё хозяйство. На их мордочках было такое выражение, как будто бы их только что конфетами накормили.
«Правильно, Вовик — гигиена прежде всего!» — сказал некстати появившийся Рысев. «А ну мелюзга, подвинься!» С этими словами он дёрнул дверь, и она без проблем закрылась.
* * *
От жары на меня напала какая-то апатия, я даже не вышел прогуляться на следующей станции, а сел на боковое сиденье и стал смотреть в окно. По перрону сновала команда Алевтины и закупала продукты. Девушки перед выходом надели лифчики, Алевтина же лишь перекинула через шею вагонное полотенце, при каждом резком движении оголяя полные круглые груди, приводя мужчин на перроне в немалый восторг. К моему удивлению и женщины смотрели на неё не с осуждением, а даже с завистью. «Вот молодец, девка — не то, что мы, клуши!»- сказала одна тётка и стала расстегивать свой потный халат. По всему перрону бегали голые дети. Вдоль состава прошла девочка-подросток в маленьких прозрачных трусиках — явно не купальных. С ней шёл седой мужчина в плавках с завязками сбоку, как тогда носили. Поезд внезапно тронулся, и пассажиры стали запрыгивать в вагоны. По проходу шли Алевтина с Володькой, победно держа в каждой руке по бутылке водки. «Вот сумасшедшие, водка в такую жару, как так можно?! !» — закудахтали женщины.
Я заглянул в соседнее купе — тётки на боковых полках всё так же лежали на боках, только уже без трусов. Мне почему-то дико захотелось шлёпнуть верхнюю по толстой белой заднице, но я сдержался. Как ни странно, теперь, совсем голыми они стали выглядеть менее стыдно, как-то более естественно, что ли. Бэла обтиралась мокрым полотенцем, Нина обтирала Сашу и Машу. Её коричневые половые губы так и торчали наружу сантиметра на три, не меньше. Варя зачем-то оттягивала резинку своих трусов так, что видны были рыжеватые волосы, и затем отпускала её — резинка звонко шлепала по потному животу.
Свободных мест в нашем вагоне не было, более того, на многих местах ехали по двое, а кое-где и по трое: матери с детьми, или братья и сёстры, как Саша с Машей. Однако проводница вела по проходу новых пассажиров — немолодого мужчину, державшего под локоть ветхую старушку и девчонку в пышном платье. В нашем купе она остановилась: «Люди добрые, у меня только через два часа места освобождаются, а посадили ещё троих, им очень ехать надо, видите — бабушка больная. Пусть девочка у вас посидит, а их я уж к старикам в купе посажу — только, мужчина, бабушку сразу разденьте и уложите, и солёной воды дайте — это же не дежурство, а сущий ад!» — Проводница на ходу расстёгивала пуговицы форменной рубашки.
Я сидел на нижней боковой полке, девчонка присела на неё с другого конца — нас разделял лишь поднятый столик. Она была выше меня ростом, темные волосы заплетены в две тугие