Посвящается девушке, которая послужила прототипом для главной героини и подала идею для этой истории…
— Что это было?! — возмущенно взорвалась Мариам, едва уселась в авто. — Зачем вы устроили это представление у всех на виду?!
— Напомни мне, чтоб я наказал тебя за то, что ты повысила на меня голос. — спокойно ответил я и девушка осеклась. Лицо у нее все еще пылало румянцем, я мельком отметил, что недооценил ее темперамент. — А был это первый урок. Ну и проверка заодно.
— Какая к иблису проверка, — опять повысила голос девушка, — Вы дали мне пощечину у всех на виду… что… что вы делаете? — осеклась она, когда я одной рукой взял ее за шею, а второй залез в трусики.
— Как это что — проверяю. — рассмеялся я ей прямо в лицо. — Смотри, а ведь ты там вся мокрая. Тебя возбудила эта сцена в ресторане, значит, тебе нравится публичность. Это, во-первых. Во-вторых, это был урок — среди табу ты не указала публичность, и теперь расплачиваешься за свою невнимательность. Оближи свои соки с моих пальцев!
Мариям порывисто отвернулась к окну, всем своим видом показывая, что не собирается выполнять мой приказ.
— Ты как дикая, необъезженная кобылка. — рассмеялся я, вытирая пальцы бумажной салфеткой. — Те тоже брыкаются и показывают гонор, пока не познакомятся с кнутом и шпорами дрессировщика, после чего становятся шелковыми и покорными.
— Я вам не лошадь какая-нибудь, чтобы меня объезжать! — буркнула девушка.
— Да, ты не кобылка. — кивнул я, беря ее за косу и наматывая на кулак. — Они-то хоть пытаются убежать, потому что их объезжают против своей воли…
— А ты не убегаешь, потому что тебе нравятся когда твою дерзость обламывают. — прошептал я ей прямо в розовое ушко, удерживая ее голову запрокинутой за волосы. — Ты в глубине души мечтаешь, чтоб тебя объездили, надели уздечку и седло и скакали на тебе день и ночь, кобылка! Ты этого жаждешь, потому что иначе, ты бы давно уже сбежала от меня, сука!
Мариям, тяжело дыша, смотрела на меня расширившимися глазами, в которых бушующий пожар гнева медленно затягивала уже знакомая мне поволока страсти и покорности. От грубого слова она вздрогнула всем телом, как лошадка, которую ударили кнутом, и быстро облизнула пересохшие губы острым розовым язычком. Руки она скрестила перед собой в неосознанном знаке отрицания, высокая грудь так и норовила выскочить из слишком узкого лифа.
Я отпустил ее волосы, улыбнулся ей и сказал:
— Не надо слов. Если тебе не нравится то, что я с тобой делаю, то ты вправе уйти в любой момент. Достаточно открыть дверь, выйти и все закончится в этот же миг, растает как страшный сон.
Девушка медленно как во сне потянулась к рукояти дверцы автомобиля.
— Но учти, что это билет в один конец. — продолжил я, — Если ты сейчас выйдешь, то все кончено.
Мариям остановилась, ее рука задрожала, потом упала как подрубленная.
— Ну вот тебе и ответ. — сухо прокомментировал я.
Девушка закрыла руками лицо и разрыдалась. Я нежно прижал ее к себе и, гладя по голове, стал шептать ей какая она умница, красавица, как она хорошо держится и как я ей горжусь. От этих слов водопад слез только усиливался и пропитывал мой свитер. Минут через пять Мариям начала успокаиваться и хлюпая носом мне под мышку и прижавшись всем телом, жалобно прошептала:
— Как, как в вас это совмещается? Эта жестокость, равнодушие и нежность с заботливостью?!
— Я девиант и садист, девочка моя. — рассмеялся я, вытирая ей слезы платком. — Это часть моей натуры — жестокость, желание сделать больно, унизить… а потом приласкать и утешить. Я эмоциональный вампир, который пьет эмоции у своих жертв, чтобы насладиться тем, что ему самому не доступно. И чем сильнее твой отклик на мои действия, чем больше эмоций в ответ, тем больше удовольствия. Ты очень вкусная девочка, Мириям, твои эмоции очень яркие, сильные и вкусные…
Девушка, всхлипывая, задумалась, потом высоким, звенящим голосом спросила:
— Если я такая вкусная, как вы говорите, это значит, вы будете мучить меня больше? Ну, чтоб получать больше эмоций? Так?!
— Конечно. — рассмеялся я, гладя ее по черным как смоль волосам. — Но ведь именно то, для чего ты сюда и пришла, ведь правда, Мариям? Если моя извращенная суть — мучить и унижать, то твоя — принимать унижения и боль! Принимать с благодарностью, как высшую награду и радовать мою извращенную натуру своей покорностью.
Мариям всхлипнула носом и отвернулась.
Я глубоко вздохнул, унимая внутреннюю дрожь, и с трудом подавил желание облизнуться как сытый кот, объевшийся сметаны. Эмоции юной прелестницы были на вкус как молодое вино — пьянили и кружили голову.
Еще раз вздохнув, я повернул ключ в замке зажигания и мы тронулись. Всю дорогу Мариям безучастно смотрела в окно, не говоря ни слова.
— Добро пожаловать в мое жилище
, мадемуазель. — я галантно распахнул перед ней дверь авто.
Девушка немного заторможено приняла предложенную руку, вышла из машины. Мы поднялись по ступеням на невысокое крыльцо дома. Я провел ее по первому этажу, показал коллекцию холодного оружия и жемчужину своей коллекции — Смит и Вессон 1869 года, который, несмотря на преклонный возраст был вполне себе исправным. Все это время я был галантен, шутил и смеялся, и Марьям постепенно стала выходить из своего транса, начала улыбаться в ответ и один раз даже рассмеялась.
На кухне я угостил ее собственноручно выпеченной шарлоткой и чаем, мы болтали и смеялись, пока я не сказал девушке:
— А теперь давай поднимемся на второй этаж, я покажу тебе кое-что еще.
Белозубую улыбку с лица Мариям как ветром сдуло, она осторожно кивнула и поднялась на ноги.
На втором этаже я открыл дверь своей секретной комнаты и сначала завел внутрь девушку, а потом жестом фокусника, снимающего платок с шляпы зажег свет. Судя по изумленному полувздоху-полувсхлипу Мариям фокус удался. Тусклая, тяжелая кованая люстра под потолком осветила комнату без окон, обитую темно-лиловым бархатом. На стенах висели плети, флоггеры, снейки и другие девайсы. В углу стояла крестовина, рядом клетка, у другой стеночки скамья с фиксирующими руки и ноги колодками.
— Тебе нравится моя комната боли, Марьям? — прошептал я прямо в ушко ошеломленной девушки. — Это все построено и сделана для тебя, милая, и таких как ты. Все для того чтобы вытащить из милых, воспитанных девушек вроде тебя, их суть, их натуру. Здесь я обдеру с тебя все наносное — воспитание, манеры, твою глупую гордость и упрямство, все то что скрывает твою истинную суть — покорную самку, мечтающую целовать и лизать ноги мужчине!
Успокоившаяся было Мариям вздрогнула и охватила себя руками:
— Вы, вы обещали что не тронете меня… там!
— Обещал и от обещаний своих не отказываюсь. — я обошел вокруг нее, любуясь ее фигурой. — Но ты бросила мне вызов, и я его принимаю. И потому я обещаю тебе: я сделаю все, чтобы ты сама меня об этом попросила!
Девушка распахнула глаза еще шире и задрожала.
— Да-да, ты будешь ползать у меня в ногах как похотливая сука и умолять, чтобы я трахнул тебя, — жестко поцедил я, глядя ей в глаза. — А знаешь что самое забавное? Я распалю твою плоть, заставлю умолять о сексе, но ты его не получишь, как бы ты этого не хотела или не просила!
И вдруг после этих слов Мариям, выпрямилась в струнку, смело взглянула мне в глаза и с дерзкой улыбкой отчеканила:
— Этого не будет ни за что! Что бы вы ни делали со мной, как бы ни мучили — ни-ко-гда!
И тогда я расхохотался. Я смеялся долго и с облегчением, чувствуя, как из меня выходит многолетняя усталость от бесконечных поисков, напряжение первой встречи и тот мандраж, что всегда сопутствует первой встрече, как бы по счету она ни была. А еще потому, что впервые за не знаю сколько лет дерзкая девчонка бросила мне вызов. Вызов почти безнадежный, в такой ситуации, когда почти полностью зависишь от своего визави, почти без шансов на успех, но именно тем и интересный.
И древний темный зверь в глубине моей души впервые проснулся, открыл глаза и довольно ощерился страшной зубастой пастью — он любил вызовы. Мы оба любили