(весенняя сказка-быль для детей изрядного возраста)
В некотором царстве, в некотором государстве… или, нет, мой читатель, не так; лучше — так: в некотором городе — назовём этот город городом N — жила-была семья. И была эта семья, как принято говорить в разных официальных учреждениях, полная и благополучная, то есть состояла она из папы, которого звали… впрочем, как звали папу, в нашей истории никакой роли не играет, и мамы, которую тоже как-то звали. И было у них два сына — старшего сына звали Ваней, а сына младшего звали Ростиком. То есть полное имя у младшего было Ростислав, но он был еще маленький, и потому все его звали уменьшительно-ласкательно — Ростик.
Но прежде, чем поведать саму историю, случившуюся в городе N, нужно хотя бы несколько слов сказать о самом городе. И не потому, что это играет какую-то роль — это в нашей истории не играет совсем никакой роли, а сказать о городе N — хотя бы несколько слов — нужно, так сказать, для красоты зачина.
Город N, в котором жила семья, был не большим и не маленьким, не то чтобы южным, но и не очень северным, — город N был самым обычным городом, и было
в нем всё, чему положено быть в любом уважающем себя городе, а именно… ну, то есть, что значит, «именно»? Было в городе N всего понемножку: несколько рынков, несколько школ, казино, два магазина «Интим» (один, расположенный в полуподвальном помещении жилого дома, и ещё один, расположенный на центральной улице — улице Победившей Демократии) , были здоровенные магазины «Элит» и «Элит Плюс», частным образом принадлежавшие в складчину нескольким известным городским реформаторам-демократам, и еще было очень много всяких прочих и даже других магазинов и магазинчиков, где можно было купить практически все, — и те, у кого деньги были, смело заходили и покупали, а те, у кого денег было мало или их не было вовсе, заходили тоже, но не покупали, а просто смотрели, что продается и что можно купить в принципе. Естественно, был в городе N городской парк, где по выходным дням отдыхали граждане добропорядочные, а во все остальные дни отдыхали граждане без определенного места жительства — бывшие интеллигентные люди. Само собой разумеется, был в городе N свой Желтый дом, и аккурат напротив этого дома стоял целеустремленный древний человек — Ильич. Здесь, конечно, была неувязочка, или, скажем точнее, даже две неувязочки. Во-первых, во всех других городах дом или, допустим, дворец, где решались всякие насущные проблемы простых горожан, называли Белым, но в городе N этот самый дом-дворец в целях одухотворения наступившей свободы местные реформаторы-эстеты распорядились выкрасить в цвет золотистый и солнечный — в цвет наступившей бесконечной радости… и хотя потом его, этот дом-дворец, неоднократно перекрашивали и в целях улучшения работы с простыми гражданами улучшали и внутренне реставрировали, первоначальное название — исключительно по цвету внешнему, а не по содержанию внутреннему — закрепилось и осталось; так и говорили: «желтый дом». А вторая неувязочка заключалась в бесхозно окоченевшем Ильиче. Дело в том, что многие юные горожане, снующие стайками по магазинам, расположенным на главной в городе улице — улице Победившей Демократии, и смотрящие, что можно купить в принципе, имели об Ильиче представления самые смутные, и многие даже предполагали, что это памятник Бывшему Интеллигентному Человек, поскольку выглядел запечатленный в бронзе Ильич, бесхозно стоящий на ветру истории, как выросший беспризорник, то есть был неухожен и отменно загажен садящимися на него беспартийными птицами. Еще в городе был большой Ночной Клуб, под который было за ненадобностью переоборудовано здание бывшей Городской Библиотеки, и были трамваи и троллейбусы; метро, правда, не было. Но самое главное, что в городе было и что делало город N современным, шагающим в ногу со временем, — это, во-первых, был почти настоящий террористический акт, о котором три дня все говорили в городе, и во-вторых — было зафиксировано появление серийного маньяка, на короткое время всполошившее всех добропорядочных граждан и прочих городских обывателей. И здесь… здесь, мой читатель, нужно сказать чуть подробнее.
Вообще-то, объяснять и разжевывать, что такое «террористический акт» и кто такие «серийные маньяки», не надо — и о том, и о другом ныне прекрасно знают все без исключения, а те юные граждане, которые знать не знают, кто такой есть Ильич, и в магазины регулярно заходят исключительно для того, чтоб — за неимением каких-либо денег — беззастенчиво помечтать, знают и о маньяках, и о террористических актах едва ли не лучше, чем все остальные граждане, вместе взятые; одним словом, знанием этим, столь необходимым для того, чтоб чувствовать себя современным и продвинутым, охвачены, не побоимся впасть в преувеличение, все. Естественно, для кого-то подобное — трагедия или даже смерть, и здесь мы на время умолкаем… и вместе с тем, как ни печально в этом признаваться, но и терракты, и маньяки стали не просто приметой нашего времени, а визитной карточкой этого самого времени, а значит… правильно! какой уважающий себя город позволит себе без этого обойтись? Разве что самый никудышный, самый-самый заштатный и совершенно отсталый городишка, где — по причине отсталости — всё ещё верят, что Бога нет… кстати, в городе N очень многие, и прежде всего Городская Элита, в Бога верили; во всяком случае, какой рукой надо креститься и с какой части тела это богоугодное дело следует начитать, уже знали — в духе времени — твёрдо… но мы сейчас не об этом — это всё к слову. Так вот, в городе N долгое время не было ни того, ни другого. В смысле, ни террактов не было, ни маньяков. Во многих городах всё это было, и даже по несколько раз, а город N всё никак не мог на это сподобиться и по этой причине мало-помалу начинал себя чувствовать на обочине современности, хотя, уточним для справедливости, в Бога в городе N уже верили вовсю, и особенно рьяно верили те, кто раньше ни за какие деньги не верил, — по этой части, то есть по части веры, дым, что называется, стоял коромыслом. А с террактами всё как-то не получалось… И здесь, отвечая на вызов времени, вовремя сориентировались местные Внутренние Органы: в один из солнечных безмятежных дней, когда город уже задыхался от пресности своего существования, на одно из Почтовых Отделений Связи спокойно зашел молодой человек неопределенной наружности, открыл портфель неприметного цвета и, достав из портфеля небольшой пакет, вдруг стал стремительно посыпать все вокруг — направо и налево — каким-то белым порошком… затем, это занятие так же внезапно и непредсказуемо прекратив, молодой человек неопределённой наружности пулей выскочил вон и растворился в неизвестном направлении. Все произошло внезапно и молниеносно, и тем не менее за это короткое время одна из двух клиенток, находящихся в помещении Почтового Отделения Связи, успела забиться в истерике, а заведующая Почтовым Отделением Связи даже потеряла сознание, и только молоденькая девушка-оператор, несмотря на трёхдневную беременность, не растерялась и стала дрожащими пальцами набирать «02», — ясно было, что совершен терракт, тем более что подобное, или почти подобное, уже успело произойти в одной из двух Америк по другую сторону одного из двух океанов. Воя сиренами, многочисленно прибывшие представители Органов в одно мгновение перекрыли улицу, оцепили девятиэтажный дом, на первом этаже которого располагалось злополучное Отделение Почтовой Связи, и стали проводить всевозможные мероприятия; прибывшая служебная собака радостно крутила хвостом и даже, казалось, подмигивала стоящим в отдалении мальчишкам, которые рассматривали её с благоговением эстетов, любующихся подлинной «Моной Лизой», но… покрутив хвостом, служебная собака след не взяла. И только к обеду, когда город уже гудел, как потревоженный улей, а подробности о событии, в свою очередь обрастая подробностями своими, передавались из уст в уста со скоростью широкополосной электронной связи, было официально заявлено, что это было тренировочное мероприятие в связи с участившимися террактами по другую сторону одного из двух океанов. Город не сразу поверил в официальное заявление — город не хотел верить в банальную и совершенно непонятную без предварительного уведомления проверку бдительности. «Какая проверка?! — говорили в городе все, кто умел разговаривать. — Где вы видели в нашем городе, чтобы бдительность проверяли, заранее не поставив в известность об этом проверяемых?! Это терракт… терракт! терракт! — убеждали друг друга возбужденные жители города, — самый настоящий терракт!» И еще целых три дня город на все лады пережевывал случившееся! И хотя потом всё же пришлось согласиться, что это была проверка, а не настоящий террористический акт, город все равно себя немного зауважал: вой сирен, автоматчики… «Как, блядь, по телевизору!» — возбужденно говорил Иван Иванович Ивану Никифоровичу, разливая по кружкам пиво. «Да, — соглашался Иван Никифорович, — как в настоящей, бля, жизни — один в один!» Так город N, три дня стоявший на ушах, приобрел один из атрибутов современности — почти настоящий террористический акт, и теперь не стыдно было ехать в командировку или, скажем, в деревню в отпуск, ибо — в случае с деревней — было что рассказать своим менее просвещенным родственникам, по старинке продолжавшим думать, что Бога нет… . Оставалось дело за маньяком.
И маньяк не заставил город долго ждать — словно отвечая на запрос времени, маньяк в скором времени появился! А именно: с перерывом в три дня на улице Демократических Преобразований… здесь, мой читатель, я уточню, чтоб ты не запутался: улица Демократических Преобразований хоть и шла параллельно улице Победившей Демократии, но была всё-таки не главной, а кроме того, многие уважающие себя улицы и даже парки в городе N имели в своём названии бесконечно сладкое, но и ответственное слово «демократия», и были улицы Демократической Борьбы, Демократической Свободы, была