Андрею Сол-му, врачу и дрессировщику
В позапрошлом году занесла меня цирковая судьба (в лице судьбоносцев из Росцирка) в город Р*, что недалеко от Москвы.
Город неплохой, с древней историей славной, да с нынешней — не ахти.
Правда, цирк там хороший построили еще в расцвете СССР, и с тех пор не успели еще сильно изгадить.
И гостиница цирковая — приличная, что для нашего брата — артиста, в номерах гостиничных почти весь год проводящего — не последнее дело.
Вот в этом самом городе Р*, в той самой цирковой гостинице и приключилась со мной одна история.
Я сам врач по образованию, и в цирке клятву Гиппократа исполняю, но есть у меня и свой номер, какой — к истории дела не имеет, но быстроту реакции и способность точно оценить ситуацию — сильно развивает.
Работали в тот сезон в нашей программе акробатки на брусьях Свиридовы — это так на афише стояло. На самом деле Свиридовыми были только двое из пяти -сестры Татьяна и Людмила, у трех других и имена были позаковыристее — Эльвира, Яна и Юлиана — видно, родители были с фантазией, и фамилии разные, но на афишу равно не пригодные — по причине лозунга — покупайте отечественное:
Так вот, брусья, с которыми они работали — спе-ц-ф-и-т-ские, как Райкин говорил, были.
То есть брусья-то — обычные, фибергласовые, а вот опоры для них — живые артисты.
Обычно в таком номере — на опорах мужики покрепче работают, а девчонки легонькие на брусьях кувыркаются.
А Свиридовы, феминистки чертовы, — сами стали брусья держать.
Татьяна и Людмила — до цирка в спортивной акробатике силовыми партнершами выступали, да их по возрасту ушли — 25 — и гуд-бай! Девицы — как по Некрасову, про коня на скаку и по избу. Про избу не знаю, а на породистых кобылиц они сами похожи были — и статью и характером.
Яна и Эля — раньше в спортивной гимнастике выступали за сборную, да не выдержали волчьих законов:
Впрочем, и в цирке тоже, не всё — марш Дунаевского, но народ у нас добрее.
Вот и Элька с Янкой — из таких, кто и пожалеет и поможет, хоть сами молодые и по возрасту еще можно быть дуры-дурами. Они и «верхними опорами» работали и на нижних брусьях сами кувыркались
Юлька — самая младшая — ей только 17 исполнилась, и самая хрупкая из них — она только чистую гимнастику в номере делала. Девчонка талантливая — жуть, а по внешности и по характерцу — как спичка вспыхнувшая — мотнет рыжей головой — и не трогай — пальцы сожжет.
Номер их большой популярностью пользовался — эффектный и, для знатоков, — сложный, и девчонки красивые и костюмы на них — минимальнейшие.
В общем, ухажеров хватало.
Девчонкам, конечно, приятно, и иной раз поддавались на уговоры — в выходной день вечерком в ресторане, благо он рядом с цирком располагался, с парнями посидеть, потанцевать:
Правда, хоть и считается, что у циркачек нравы вольные — Свиридовы (все пятеро) от неприличных предложений умели отказываться.
Ну а ежели какие «кавалеры» по наглому начинали в гостиницу ломиться, на то у нас была четверка жонглеров-силовиков, пудовиками на манеже перекидывавшихся (однажды какой-то Фома неверящий через барьер полез — вес у гири проверить, да на ногу себе уронил — так его вопль оркестр с трудом перекрыл) — они доходчиво объясняли, что у артисток — с утра выступление, и им отдохнуть надо.
Или выходили мои ассистенты — тоже ребята не хилые, и втолковывали непонятливым, что зверей надо скоро кормить, а им, бурым национальным символам — все равно, что на ужин смолотить — старую говядину или молодую козлятину. Ну, кавалеры и проникались:
И вот в один летний вечер, то ли в ресторане «осетрину второй свежести» подавали, то ли может кавалеры, поняв, что им не светит — по подлянке, чего в шампанское напоследок сыпанули — в общем, приковыляли все пятеро Свиридовых как одна, в гостиницу за животы держась и в три погибели согнутые. И как порог переступили, так сразу, извините, в туалет кинулись, и почти на всю ночь там обосновались:
Короче говоря, утреннее представление выпустили ужатым, и едва оно закончилось, зовут меня к директору цирка.
— Вот что, Андрей Владимирович, — говорит, а сам нервно по столу ногтями скребет, прямо как мои мохнатые артисты, — надо чтобы Свиридовы к вечернему представлению в порядке были, На нем, блин, богатый спонсор будет, и дирекция на их номер, мужикам мозги будоражащий, сильно рассчитывает.
— А я говорю, — Я им и так весь свой запас адсорбентов скормил — и по нулям, да и на отравление не похоже — не рвет, ни знобит, а только «медвежья болезнь» мучает.
А он мне — «по Высоцкому», — Мол, надо Федя!
— Ладно, — говорю, — спонсора я бы и послал, да девчонок жалко, за ночь измучались:
Захожу я к Свиридовым в комнату, (они специально просили самый просторный номер — нравилось им всем вместе жить) — все пять кроватей по стенкам расставлены, на кроватях страдалицы лежат в скукоженном виде и с такими лицами, что не на манеж для спонсора, а на паперть для жалостливого народа выпускать надо:
В комнате бардак — по причине постоянных ночных туалетных забегов — и носом чую, — кто-то из них — не добежал.
Ну, огляделся я, и решение принял.
Зову своих ассистентов — ребят толковых и не болтливых.
Даю деньги — одного в хозяйственный — пластмассовых ведер купить, а другого посылаю по номерам пройти, электрочайники собрать и в них воду нагреть.
А сам в аптеку отправился.
Прихожу и говорю аптекарше, — Мне пять кружек Эсмарха: — тут у нее глазики широко так раскрываются — и она на меня не то, как на психа, не то, как на маньяка смотрит, а я спокойно смотрю в ответ — а что — не наркотики прошу:
Получаю пять резиновых блинов с трубками, в соседнем отделе раствор танина и вазелин покупаю и — назад, в гостиницу. Там уже ребята во всю трудятся — из чайников пар столбом, ведра разноцветные рядком стоят.
Беру у плотника молоток и большие гвозди — и направляюсь в номер к акробаткам.
Подхожу — а из двери мимо меня пулей, чуть насквозь не прошила, Юлька в лифчике и трусиках — по направлению к туалету пролетает, жалобно подвывая.
Захожу в номер и вколачиваю над каждой кроватью по большому гвоздю, примерно в метре «от уровня матраса».
Девчонки лежат — ноль внимания, к себе внутри прислушиваются и ничего хорошего не слышат.
Тут мои ассистенты, молодцы, приказ исполняя, заносят в номер шесть пустых ведер, седьмое с холодной водой и два чайника с кипятком.
— Всё, — говорю, — пока свободны, но далеко не разбегаться — скоро понадобитесь:
Ребята вышли, а я за свою работу принялся — в пустом ведре стал из холодной воды, кипятка и раствора танина смесь делать. За спиной слышу, Юлька из туалета вернулась и на кровать свалилась.
Значит, весь комплект
на месте:
Закрыл я дверь на ключ от любопытных, наполнил резиновые мешки раствором, на гвозди развесил, ведра к кроватям пододвинул — и минутную готовность объявил:
— Значит так, — говорю, — девицы-красавицы, что я с вами делать сейчас буду — для высшего, блин, блага, Поэтому — голос не подавать, сопротивления не оказывать, и — до туалета все равно не добежите — оправляться в ведра будете. Меня стесняться нечего, мы дам и не в таких позициях видали:
Последнюю фразу я у драматурга Островского взял — талантливейший человек был, жаль в школе Катериной — «лучом света», сильно к нему отношение подпортили.
Смотрю, девчонки поняли, у кого силы остались — головами закивали.
Ну и ладненько:
С кого начинать — не жребий же бросать — решил по их номеру снизу-вверх идти.
Подхожу к Татьяне, одеяло в ноги откидываю.
Лежит моя красавица на боку, калачиком свернувшись, в розовой ночнушке выше колен.
Перекатываю ее на другой бок, к стене лицом, рубашку на спину заворачиваю. Одной рукой шланг подтягиваю, пальцем другой — из банки вазелин цепляю. Смазал наконечник, баночку в сторону, раздвигаю Татьянины ягодицы — а там вокруг дырочки — все покраснело и припухло.
Еще бы — одной кислятиной опорожнялись всю ночь: Слегка пальцем дотронулся — ее как током передернуло.
— Потерпи, девочка, — говорю, — потерпи:
А сам нежно так по ободку пальцем навазелининным вожу:
Смотрю — расслабилась, я тогда тихонечко наконечник в дырочку вдвинул, чуть повернул и еще — поглубже — Татьяна лежит — терпит. Ну, кран открыл, по плечу погладил и к Людмиле направился.
Людмила, умница — сама ко мне спиной поворачивается и ногами одеяло в комок сбивает.
Рубашку ей такую же розовую, как у сестры, кверху поднимаю и весь процесс — с первой цифры и с левой ноги:
Татьяна с Людмилой, девчонки хитрые, мало того, что похожи как две капли воды — близняшки, еще и одеваются одинаково, когда в город выходят, так у парней вообще крыша едет:
Зад у Людмилы приоткрыл — та же картина — и красно и воспалено. Наученный, вазелина большую плюху набрал — и почти пальцем не касаясь, осторожно смазываю.
Все равно — морщится, бедняжка:
Ввожу наконечник на нужную глубину, пускаю воду и вперед — к следующей кровати.
Элька на спине вытянулась, глаза закатила, под одеялом руки к животу прижаты:
Одеяло поднимаю — батюшки — в чем мать родила лежит, бритым лобком матово светится.
При их то костюмах — не линию бикини, а точку бикини делать приходится.
— Нет, голубушка, — говорю, — мне другая сторона надобна, — и лицом к стеночке ее поворачиваю.
У Эльки задик небольшой, аккуратненький, с родинкой на левой половинке, по нему рубчики от скомканной простыни отпечатались. Видно, ее заду больше всех досталось:
Венчик розовый вокруг отверстия тихонько намазал, наконечником внутри туда-сюда поводил, журчание послушал, выпрямился — смотрю — Юлька со свой кровати, на животе лежа, внимательно наблюдает. Интересно ей, видите ли. Ладно, девочка, скоро и твоя очередь.
Яна на постели спиной вверх съежилась, колени под себя подтянула, темно-русой головой в подушку зарылась — легче ей так, видно:
Не стал ей позу менять — рубашку завернул, изловчился и пальцем в смазке по расщелинке пройдясь, наконечник вставил. А как вода пошла, Янка вздохнула, и сама тихонько на бок повалилась:
Перехожу к Юлькиной постели. Та — одеяло откинула, и лежит, попку в кружевных трусиках выставив.
Они хоть и