Кате случалось и прежде оказываться нагой в собственном подъезде — по ходу выполнения Заданий, даваемых Шантажистом. Прежде, однако, руки её были свободны и выскальзывала за дверь квартиры Катя одетой — лишь позже, поднявшись почти до самой чердачной двери и убедившись в отсутствии подозрительных звуков, она сбрасывала с себя одежду и приступала к съёмке своего обнажённого тела при посредстве мобильного телефона, лаская себя по строгому приказу её неведомого властелина, ощущая себя начинающей шалавой, чувствуя дрожь в ногах от странно-сладкой смеси стыда и возбуждения — и попутно чувствуя обрыв чего-то исчезающе тонкого внутри при звуках шагов внизу. Теперь было иначе. Начать с того, что, как уж было сказано выше, Катя была изначально и целиком голой. Причём поделать с этим нельзя было ничего — у неё, конечно, мелькнула идея попытаться перед выходом натянуть на себя хотя бы полотенце, но минут через восемь бесплодных попыток она поняла, что ей не удастся удерживать на себе накидку ввиду необходимости действовать скованными за спиной руками и что она попросту напрасно теряет время. Руки же ей были необходимы. Например, чтобы запереть за собой дверь — что, если какой-нибудь домушник решит испытать на доверие их квартиру именно во время визита Бэйли в магазин? Или — чтобы расплатиться с продавцом в магазине, если Фэйли до него каким-то образом доберётся. Ключи и деньги — вот, собственно, всё, что было у неё в руках. Где-то послышался шум. Катя вздрогнула, так и недозаперев дверь до конца — что ей приходилось делать практически вслепую. Взгляд её панически метнулся по сторонам, выцепив единственное место, где можно было надеяться хоть как-то укрыться — за трубой мусоропровода. Спрятаться туда?.. Хотя щель между стеной и трубой столь узка, что даже ей, юной хрупкой девочке, толком там не разместиться. Её найдут, обнаружат, — голую, скованную наручниками, изукрашенную надписями вроде «Я шлюха» и «Возьмите меня». Что, если кто-нибудь последует написанному?.. …Шум будто стих. Фэйли перевела дух, поймав себя на том, что, кроме страха и стыда, ситуация вызывает у неё странное возбуждение. Она закусила губу, чтобы прийти в себя. Это же — не выдумка, не фантазия. Это — реальность. Жар невольного возбуждения, однако, не торопился спадать. Фэйли почти по-кошачьи выгнула дугой спину, пытаясь заново нащупать сзади рукой металлический стерженёк всё ещё торчащего в замке ключа, чтобы провернуть его до конца, но в этот момент ощутила, как ненароком разгибаются пальцы другой её руки. Проклятье!.. Звон выпадающих на пол монет послужил аккомпанементом танцу ледяных пауков у неё в груди. Фэйли почти готова была плакать от бессилия. Полуприсев вначале на корточки, затем целиком опустившись своим голым незащищённым задиком на холодный каменный пол, она принялась ёрзать по нему из стороны в сторону, пытаясь нашарить руками — и кожей собственных ягодиц — хотя бы большую часть закатившихся неизвестно куда монет. Вдруг в подъезде вновь послышался шум. Близко. Фэйли замерла, словно большая кошка, не издавая ни единого звука, вся целиком обратившись в слух. Откуда исходит шум? Ей бросилось в глаза появившееся светлое пятнышко на двери квартиры напротив, квартиры соседей. Видимо, внутреннюю дверь только что приоткрыли, и теперь свет их квартиры проникал наружу в подъезд через глазок. Через дверь слышались тихие, но вполне отчётливые голоса. «Только не сейчас. Только не сейчас», — молила внутри себя нагая юная девушка, лежащая на полу подъезда в непристойно распластанной позе, со скованными позади руками, опёршись спиною на дверь своей собственной квартиры. Сил ей сейчас не хватало даже на то, чтобы попытаться вскочить и спрятаться за мусоропроводной трубой или подняться на этаж выше, — единственное, что ей оставалось, это мысленные мольбы. За дверью послышалось ещё несколько слов, после чего свет в дверном глазке как будто погас и разговоры стихли. Фэйли набрала в грудь воздуха. Оказывается, всё это время она практически не дышала. Поводив ладонями по полу, она сумела насобирать несколько монет — вроде бы то же самое или почти то же самое количество, что было ею найдено под поролоновой подкладкой в полученной по почте коробочке. Дрожа, она выпрямилась. Крепко сжав деньги в левой ладони, правой ладонью она вновь нащупала ключ — и провернула его в замке до конца, запирая дверь. Извлекая ключ из замка, чуть не выронила его — по всему телу её при этом прошёл ледяной озноб. Теперь ей предстояло подойти к двери подъезда. И выйти. Катя сгорала от стыда от одной мысли об этом. Там, за дверью подъезда, все будут видеть её голой, — там уже не спасёшься благодаря невероятной величины везению. И, хотя за последний час и впрямь успело заметно стемнеть, небо всё ещё оставалось чуть светлым и на вечерних улицах вполне могло находиться более чем достаточно народу. Выбора, однако, не было. Тянуть было даже опасно — кто знает, сколько времени она и без того потеряла на сборе рассыпавшихся монет? Так что Катя чуть-чуть приоткрыла дверь — совсем слегка, чтобы глянуть, нет ли кого за ней, и тут же молнией юркнуть обратно. Никого. Как бы. Фэйли облизнула губы. В какой магазин отправиться? Доселе у неё об этом блуждали в голове лишь самые туманные мысли, но теперь необходимо решить это для себя чётко, поскольку на улице у неё явно окончательно пропадёт способность соображать. Выбрать было непросто. С одной стороны… …ей хотелось выбрать самый дальний и самый редкопосещаемый магазин, чтобы продавец в нём заведомо не мог знать семью Фэйли и никогда, никак, никоим образом не смог сообщить об увиденном её родителям. С другой стороны… …её загнанная в пятки душа испуганно умоляла её выбрать магазин как можно ближе к дому — убеждая её, что едва ли она сумеет заставить себя пройти в таком виде по улице и сто метров. Магазин за автобусной остановкой?.. Тот, где в прежние времена торговали овощами. Позже там открыли мануфактуру — или не мануфактуру? — к настоящему же времени магазин сей торговал продуктами разного рода. При этом в углу просторного помещения располагалась небольшая точка продажи газет, мелких съестных вещичек и табачных изделий. Масштаб — почти супермаркетного уровня
— Скажите, а нет ли в вашей семье случаев мании величия?
— Иногда мой муж заявляет, что он глава семьи.
. Есть шанс, что Фэйли там не то чтобы не заметят — попробуй её сейчас не заметить? — но хотя бы не слишком хорошо запомнят. Или — быстро забудут. …Катя не сразу ощутила, что даже вспотела от перенапряжения, роясь в воспоминаниях и с бешеной скоростью прогоняя в голове десятки вариантов. Теперь, однако, решение было ею принято — оставалось лишь открыть дверь. Лишь?.. Катя сделала ещё одно, рекордное усилие над собой, пытаясь заставить себя толкнуть вперёд дверь и сделать шаг наружу, — и в этот момент за спиной заалевшей девчонки послышался сдавленный мужской кашель. Вероятно, кто-то успел тихонько приоткрыть дверь квартиры и выйти на лестничную клетку, пока Катя перебирала в уме магазины. Возможно, сосед? Она не рассуждала об этом. Словно пуля, капсюль которой был подстёгнут ударом бойка револьвера, она молниеносно вылетела из подъезда наружу, едва сумев удержать равновесие на неровных бетонных ступенях. Панически оглянулась по сторонам — куда бы метнуться теперь, прежде чем источник сдавленного кашля выйдет следом за ней? — и взгляд её упёрся в усатого немолодого дворника, стоявшего у соседнего подъезда и о чём-то беседовавшего с полной женщиной средних лет в оранжевом вязаном свитере. В момент столь феерического вылета Фэйли на улицу оба собеседника, что вполне естественно, прервали свою беседу и перевели глаза на нагую и исписанную какими-то надписями девчонку в одних лишь домашних белых шлёпанцах и серебристых наручниках. Девчонка меж тем заполыхала заревом ярче зари. Ей вспомнилось некстати, что с этим усатым дворником ей уже доводилось пересекаться пару раз во время выхода на улицу — и, возможно, он даже знает, где она живёт. Мысль эта заставила её ноги на миг пошатнуться, в то время как всё остальное тело — стремительно развернуться корпусом в противоположную сторону. Катя побежала. Побежала по грязи и лужам — похоже, не столь давно в районе имел место дождь, но ей, во время измывательств над ней Шантажиста, было не до слежения за погодой на улице. Побежала, скорее инстинктами, чем напрочь отключившимся мозгом выбирая правильное направление к магазину за остановкой. Побежала, изо всех сил стискивая в кулаках деньги и ключи. В ближайшие же несколько минут примерной девушке Екатерине Щегловой довелось последовательно попасться на глаза: — двум почтенным семейным парам среднего возраста; — трём громко спорящим мужикам возле пивного ларька; — велосипедисту в полиэтиленовом капюшоне; — унылому парню, выносящему мусор; — седому чудаку из соседнего дома, выгуливающему собаку. На несколько мгновений Катя остановилась в очередном пролёте между двумя зданиями — застыла, чувствуя, что в глазах её темнеет, что её лёгкие могут вот-вот взорваться и что её сердце колотится как сумасшедшее. Фэйли перевела дух, благодаря судьбу за то, что вследствие стемневшего неба различить её общий вид и вправду не так легко. Тут же, словно в знак насмешки, зажёгся уличный фонарь. Прямо над Катей. Поместив нагую девчонку в самый эпицентр яркого луча света. Катя — ещё не справившись до конца со своим бурным дыханием после пробега по улице, ещё ощущая неукротимую дрожь в коленях, — не смогла найти в себе сил выйти за грань яркого снопа или хотя бы сделать шаг в сторону. Пожалуй, лишь последние остатки упрямства удерживали её сейчас от того, чтобы бессильно опуститься задней частью тела на мокрый грязный асфальт, спрятать заплаканное лицо в трясущиеся колени и покорно ждать приговора. …Вдали послышались смешки. Звуки такого типа — именно такого, со специфической развязной интонацией, — часто доводится слышать со стороны подвыпивших молодёжных компаний, так что смешки эти вполне могли и не иметь отношения к Фэйли. Тем не менее она вздрогнула, словно ударенная током, и стремительно оглянулась по сторонам. Через подворотню, которую только что миновала сама Катя Щеглова, в пролёт между домами входила группа