Д и м а сосал член, и ощущение его влажно-горячих губ, жарким кольцом скользящих вдоль распираемого от напряжения ствола, было настолько приятным, что у Расима то и дело перехватывало дыхание, как если бы он, Расим, не дышал, а едва слышно, судорожно всхлипывал, — сладость разливалась по всему телу, и в этом не было ничего удивительного… ну, какому пацану в пятнадцать лет т а к о е могло бы не понравиться — могло бы оставить равнодушным?
Нет таких пацанов — не бывает в принципе! Другое дело, что удовольствие от скользящих вдоль члена губ у него, у Расима, было бы не таким всеобъемлющим, если б губы, жарко обжимавшие член, были б не Д и м и н ы, а чьи-то другие, потому как удовольствие тоже может быть разными: одно дело, когда удовольствие — сугубо сексуальное — локализуется исключительно в районе паха-промежности-ануса, не распространяясь дальше, и совсем другое дело, когда сексуальное удовольствие сливается с устремлением жаждущего сердца… чего жаждал он, Расим?
Конечно же, дружбы — н а с т о я щ е й дружбы… искренней, отзывчивой, доверительной, преданной дружбы жаждало сердце пятнадцатилетнего Расима, и в этом желании не было ни чего-то удивительного, ни, тем более, чего-то необычного, потому как многие, очень многие мальчишки хотя бы раз — или даже не раз — испытывают, чувствуют осознаваемую или, наоборот, смутную, на томление похожую потребность в настоящей дружбе, не всегда понимая, ч т о кроется в желании такой дружбы… чистой, ничем не замутнённой душой Расим искренне потянулся к Димке, готовый стать для него, для Д и м ы, самым лучшим, самым преданным другом, и когда это юное, горячее, порывистое желание вдруг — совершенно неожиданно, неожидаемо!
— встретилось, соединилось-слилось с удовольствием сексуальным, Расим не мог не почувствовать, как наслаждение, охватившее его, не ограничилось одним лишь членом, оказавшимся во рту старшеклассника Д и м ы, не локализовалось в пределах промежности-ануса, а разлилось по всему телу, включая радостно забившееся сердце, — мысль о том, что Д и м а, так делая, тем самым ему, Расиму, доверяет, считает его своим н а с т о я щ и м другом, была не менее сладостной, чем Д и м и н ы губы, сладко, неутомимо скользящие вверх-вниз… кайф сексуальный и кайф душевный слились в теле и в сердце Расима в одно — сладостно ликующее — наслаждение!
Они — Д и м а и он, Расим — теперь будут вместе… они будут — как одно целое! Вот что почувствовал — о чём подумал! — изнемогающий от кайфа Расим, ощущая, как Димка неотрывно сосёт, дрочит губами его сладостью распираемый пипис…
А Димка, заполучив член Расика в рот, никак не мог от члена оторваться, — наклонившись на пахом лежащего на спине Расима, Димка ритмично двигал головой, ощущая во рту горячий, жаром обжигающий твёрдый ствол, и ощущение это было сравнимо с чувством неизъяснимого, упоительного блаженства; теперь для него, для Димки, сплошной эрогенной зоной сделался его рот — губы, язык, внутренние стороны щёк… да и как могло быть иначе? Разве не об этом он, Димка, страстно мечтал?
Разве не об этом он, тиская в кулаке свой член, фантазировал и грезил? Настоящая любовь неотделима от секса, и ощущение Расикова члена во рту доставляло ему, Димке, такое неизъяснимое наслаждение, что уже от одного этого можно было бы кончить, — Димка скользил губами вдоль члена Расима, и осознание того, что всё это происходит не в его, Димкиных, фантазиях, а всё это происходит наяву, наполняло Димкино сердце сладостным ликованием… но у Расика — у любимого Расика! — помимо его прекрасного члена ещё были губы, были плечи и шея, был по-мальчишески плоский живот, была обалденная грудь с двумя набухающими сосками, были изящно округлые узкие бёдра и были стройные длинные ноги, была небольшая, красивая, упруго-сочная попка, и всё это неодолимо манило, всё это было возбуждающе притягательно, всё это было ещё никак не обласкано, — ему, влюблённому Димке, нестерпимо хотелось ласкать, целовать, любить Расима везде, всего!
А потому, оторвав губы от распираемого твёрдостью члена, Димка нетерпеливо приподнял голову, пытаясь в темноте рассмотреть лицо возбуждённого, жарко дышащего парня — самого любимого человека во всём необъятном мире.
— Расик… — вопросительно и вместе с тем радостно, совершенно ошалело прошептал Димка, вытирая тыльной стороной ладони мокрые губы.
— Что? — едва слышно отозвался Расим, и в этом коротком «что?» — в той интонации, с какой это «что?» было выдохнуто-произнесено — внятно прозвучала готовность Расима ко всему… ко всему, что будет дальше!
— Расик… — вместо ответа повторил — прошептал-выдохнул — Димка; подавшись всем телом вперёд, голый Димка мягко и в то же время уверенно, нетерпеливо опустился на лежащего на спине Расима — страстно, горячо вдавился в него, тоже голого, горячего, ощутив, как от этого жаркого, ничем не ограниченного вдавливания тела в тело у него, у Димки, по телу прокатилась волна нестерпимой сладости… содрогнувшись от кайфа, невольно сжимая, сладострастно сводя, стискивая ягодицы — с силой вдавливая свой залупившийся член в член Расима, Димка снова скользнул пламенеющими губами по шее Расика, по горячей мочке уха, по жаром пышущей щеке, и… губы Димкины снова прикоснулись, сладко прижались к губам ничего не возражающего, не противящегося Расима, — округлив рот, Димка страстно, нетерпеливо вобрал губы Расика в губы свои, одновременно с этим судорожно сжав полушария ягодиц… ах, какой это был обалденный кайф!
Это был фантастический, непередаваемый кайф… лёжа на Расиме — ощущая тело Расика телом своим, Димка неотрывно, страстно сосал Расима в губы, и снова… снова Димкин язык, ещё минуту назад страстно, неутомимо ласкавший обнажённую голову члена, мотыльком затрепетал у Расима во рту, — ощущая пьянящую наготу Расима наготой своей, Димка, присосавшись к губам, целовал любимого Расика взасос, одновременно с этим судорожно, конвульсивно двигая бёдрами взад-вперёд, отчего его член, туго сдавленный животами, липко, сладостно залупался, то и дело выскальзывая из крайней плоти — доставляя тем самым Димке неимоверное наслаждение… Димка сосал Расима в губы, тёрся о Расима напряжённо гудящим членом, и снова — снова!
— осознание того, что всё это происходит не в его, Димкиных, фантазиях, а всё это происходит наяву, наполняло Димкино сердце сладко полыхающим ликованием… так, двигая бёдрами, можно было бы запросто кончить, но у Расика — у любимого Расика! — ещё была попка, была поясница, была спина… но прежде всего у него, у любимого Расика, была восхитительная, красивая, сочно-упругая попа, и её Димке тоже хотелось ласкать, ощущать, любить, — не отрывая губ от губ Расима, прижимая Расима к себе, Димка перевернулся в постели на спину, и Расим в тот же миг оказался лежащим сверху…
Теперь не Димка, а он, Расим, вдавливался в Димку своим обнаженным телом, — руки Димкины медленно скользнули по спине Расима, по пояснице, и ладони, вмиг превратившись в эрогенные зоны, округлённо замерли на упругих Расимовых булочках… сколько раз, мастурбируя перед сном, Димка мысленно гладил, ласкал Расимовы ягодицы!
А теперь Расим — любимый Расик! — лежал на Димке голый, горячий, возбуждённый, и попка его, совершенно доступная, сочной мякотью ягодиц наполняла Димкины ладони… разве это было не счастье — для него, для влюблённого Димки? В прошлом году, когда Димка учился в девятом классе, им на уроке задали сочинение… тема была написана на доске в двух вариантах: «Я счастлив!» — для пацанов, и «Я счастлива!» — для девчонок, словно кто-то из них мог попутать, «счастлив» он или «счастлива», — за сорок минут каждый должен был написать, что нужно для счастья лично ему… как будто в пятнадцать-шестнадцать лет все могут сказать об этом открыто и откровенно!
Так вот, Димка тогда написал какую-то галиматью из красивых и правильных, но неискренних и потому пустых, не согревающих душу слов, и хотя потом, на следующем уроке, его сочинение было отмечено как лучшее, Димку это счастливей не сделало: он написал тогда, что счастье для него — когда мир во всём мире и все друг другу вокруг улыбаются.
.. ну, то есть, как в телевизоре, из которого, демонстрируя неиссякаемый оптимизм, одни улыбаются другим, на них смотрящим, с хорошо оплаченной жизнерадостностью неутомимо рекламируя прокладки, проекты, планы, прогнозы… счастье, а не жизнь!
А с другой стороны… что он, Димон, знал о счастье полгода назад? Ничего он не знал о счастье, потому что тогда, в прошлом учебном году, в их школе еще не учился Расим и Димка в него, в Расима, ещё не был влюблён… конечно, он и сейчас — на тему «Я счастлив!» — написал бы какую-нибудь фигню, но сейчас… сейчас слово «счастье» было наполнено для Димки совершенно конкретным смыслом, и смысл этот сводился к одному-единственному слову: «Расик!» Любить Расима, думать о нём, надеясь на понимание, на взаимность… вот что такое счастье!
А улыбаться при этом будут все, или все будут грустить… для него, для Димки, это не играло никакой роли, потому что счастье — это, конечно же, не улыбки л е н у с и к о в… и не мир во всём мире… настоящее счастье — это лежать под Расимом, чувствовать сладкую лёгкость его обнаженного тела, впитывать жар его мягких горячих губ, гладить ладонями сочно-округлую мякоть его ягодиц… и не нужно… не нужно ни в рот, ни в зад, — просто лежать, обнимая Расима… лежать вот так, как сейчас… лежать под Расимом, осознавая и телом, и сердцем, что Расик — любимый Расик! — в его горячих объятиях… «просто лежать… разве это у ж е не счастье?» — то ли подумал, то ли почувствовал Димка, страстно лаская ладонями попу Расима.
Расим лежал сверху, и ему, Расиму, ничто не мешало чуть приподнять вверх голову или чуть двинуть лицо в сторону, чтобы тем самым освободить свои губы от жарко сосущих губ Димки, но он, Расим, этих движений не делал, — Димка, лёжа под Расимом, сосал Расима в губы, одновременно с этим вжимая ладони в Расимовы ягодицы — вжимая горячий Расиков член в свой пах; мысль, на какой-то миг промелькнувшая у Димки — про то, что «не нужно ни в рот, ни в зад» — возникла, конечно же, от ощущения полноты чувств…
Но чувства были в душе — чувства переполняли Димкино сердце, в то время как тело его, распираемое бушующим в нем огнём юной любовной страсти, рвалось к ощущению полной физической близости; это звучит прозаично: «в рот» или «в зад» — и звучит прозаично это тогда, когда нет настоящей любви, а всё сводится исключительно к сексу, к сексуальному удовольствию… а когда любишь, и любишь по-настоящему, то эти слова — «в рот» или «в зад» — наполняются музыкой подлинной страсти и звучат не менее поэтично, чем звучат любовью дышащие шекспировские сонеты, потому как посредством физического проникновения друг в друга влюблённые получают возможность почувствовать и осознать подлинное — ф и з и ч е с к и ощущаемое — слияние друг с другом в одно неделимое целое, — подумав от полноты чувств, что «не нужно ни в рот, ни в зад», он, Димка, всем своим существом хотел Расима любить и в рот, и в зад… он хотел сразу всё — всё-всё! — как голодный странник, увидевший стол, заставленный яствами…
Ладонью одной руки прижимая Расима к себе — указательным пальцем скользя по стыку сомкнутых ягодиц аккурат напротив скрытого ягодицами входа, ладонью другой руки Димка скользнул по спине Расима, и ладонь его мягко коснулась Расимова затылка, — выпуская из губ своих губы Расика, Димка легонька надавил Расиму на затылок, и Расим податливо ткнулся мокрыми губами в Димкину шею, прижавшись пламенеющей щекой к Димкиной скуле…
Непослушные губы Расима, ещё больше налившись от Димкиного сосания, пылали огнём, — чувствуя, как Димкин палец, медленно проникая между сомкнутыми ягодицами к сладко зудящему входу, Расим совершенно невольно приподнял зад, отчего ягодицы его разомкнулись, чуть разошлись в стороны, и… содрогнувшись от кайфа, от нестерпимого удовольствия, Расим ощутил, как мягкой подушечкой пальца Димка коснулся туго стиснутых мышц сфинктера.
.. «разве так можно?» — мелькнула у Расима запоздалая мысль, но уже в следующее мгновение эта глупая мысль была вытеснена ощущением небывалой сладости, — Д и м и н палец — горячий, волнующе твёрдый — с лёгким напором заскользил, заелозил по мышцам сомкнутого входа… офигеть, как ему, Расиму, были приятны эти прикосновения!
Вообще… вообще было всё приятно! — вжимаясь губами в Д и м и н у шею, Расим с наслаждением сжал, стиснул ягодицы, тем самым вдавливаясь, сладострастно вжимаясь в лежащего на спине Д и м у своим каменно напряженным, горячим, сладко полыхающим от кайфа членом… это движение его было импульсивным и оттого абсолютно искренним — совершенно непреднамеренным, — он, Расим, пятнадцатилетний парень, школьник-девятиклассник, физически чувствовал неодолимое желание слиться с Д и м о й в одно — неделимое! — целое…
— Расик… — чуть слышно выдохнул Димка, ощущая-чувствуя, как под напором его указательного пальца сладострастно сжимаются, вибрируют, конвульсивно вздрагивают мышцы туго сжатого Расимова сфинктера. — Расик… — задыхаясь от кайфа, повторил Димка, — давай развернёмся… ты ко мне задом… ложись ко мне попкой — возьмём друг у друга… Расик… одновременно возьмём… давай…
Димка дважды проговорил — нетерпеливо, горячо выдохнул — слово «давай», причём сделал он это с такой настойчивой, не оставляющей выбора интонацией, что у Расима, по сути дела, никакого не оставалось выбора, кроме как подчиниться… да и не было у него, у Расика, никакого желания что-либо выбирать, — сейчас он готов был всецело, безоговорочно подчиняться Д и м е… и не только готов был, а он и душой, и телом — всем своим существом — х о т е л подчиняться, потому как то, что делал в постели Д и м а… то есть, то, что делали они оба — и Д и м а, и он, Расим! — было необыкновенно сладостно… и сладостно это было, и волнующе, — офигенно всё было — классно!
Приподнявшись над Димкой — оторвав от Димки своё жаром пылающее тело, Расим, не раздумывая, послушно развернулся на сто восемьдесят градусов; Димка тут же, обхватив Расима за ноги, потянул его зад на себя, и Расим, подчиняясь Д и м е, податливо переместился — чуть подался всем телом назад… он сделал так, как Д и м а ему сказал, — колени раздвинутых ног Расима оказались на уровне Димкиных плеч, в то время как лицо его очутилось аккурат над пахом лежащего на спине парня-старшеклассника; лицо Расима оказалось над Д и м и н ы м членом, напряженно торчащим вверх, и у Расима тут же мелькнула мысль, что он, Расим, сейчас возьмёт этот член в рот…
Он возьмёт Д и м и н член в рот — так, как это только что делал сам Д и м а, и эта мысль, похожая на осознаваемое желание, совершенно не смутила, нисколько не испугала Расима, не внесла в его душу никакой — даже секундной, даже мимолётной — сумятицы, потому что всё… абсолютно всё, что делал Д и м а и что вслед за ним, за Д и м о й, готов был делать он, Расим, было совершенно естественно… и естественно всё было, и желаемо! — именно такое ощущение было у него, у пятнадцатилетнего Расима, на мгновение застывшего, замершего над Димкой!
Димка нисколько не сомневался, что Расик — любимый Расик! — теперь с а м, без всяких подсказок, возьмёт его член… возьмёт точно так же, как это сделал он, Димка, — да и как могло быть иначе — т е п е р ь, когда он, влюблённый Димка, ощутил-почувствовал, как его огнём пылающая страсть передалась любимому Расиму? Смутно видя в темноте распахнувшуюся попу Расима, расплывчато белеющую над ним сладко манящими ягодицами, Димка нетерпеливо потянулся вверх, устремляя свои жаждущие губы к члену Расика…
И в этот момент он почувствовал, как губы Расима прикоснулись к члену его, — содрогнувшись от кайфа, непроизвольно сжав, стиснув мышцы сфинктера — невольно дёрнув бёдрами вверх, Димка, не дотянувшись губами своими до члена Расима, снова откинулся на подушку, ощущая, как одно лишь лёгкое прикосновение губ любимого Расика к обнаженной головке его сладостью распираемого члена мгновенно отозвалось во всём теле неизъяснимым блаженством.
.. «Расик… » — мысленно прошептал, простонал Димка, и ему, шестнадцатилетнему десятикласснику, на какой-то миг показалось, что сердце его вот-вот разорвётся от счастья, — возникло нестерпимое желание обхватить голову Расика ладонями, чтоб его, Расика, подтолкнуть — чтоб тем самым ускорить процесс проникновения члена в рот, но вместо этого…
Вместо этого, скользнув руками по разведенным ногам Расима, Димка страстно обхватил ладонями раскрывшиеся, распахнувшиеся Расимовы ягодицы и, прикасаясь большими пальцами к туго сомкнутому пацанячему входу, тут же почувствовал-ощутил, как от лёгкого прикосновения его пальцев конвульсивно дрогнули мышцы девственно стиснутого Расикова сфинктера, — ощущая горячие губы Расима на головке своего напряженно вздыбленного, сладостью распираемого члена, о с о з н а в а я это сладчайшее прикосновение губ любимого Расика к его, Димкиному, члену как знак, как свидетельство ответного чувства, лежащий на спине Димка, ещё больше разводя, раздвигая ладонями и без того распахнутые Расимовы ягодицы, снова нетерпеливо потянулся головой вверх, устремляя свои жаждущие губы к нему, к любимому Расику… ах, какой же это был кайф — осознавать-чувствовать, что Расим не только не противится его, Димкиным, устремлениям, но что он сам… он, бесконечно любимый Расик, с а м устремлен навстречу ему — Димке!
У нас также ищут:
гей порно одного ебут все, Свингеры устроили горячую групповушку на диване, Забросил ногу на плечо и засадил ствол красотке, русскую пьяную девку ебут толпой, винтажное порно миньет, гермофродитка трахнула девушку, инцест откровенные фото зрелых женщин, Удовлетворенный мужик обильно кончил на сиськи бабы, секс инцест насилие онлайн бесплатно, японский лесби инцест, видео дед трахает внучку инцест, порно маму ебут негры за долги сына, порно трахнул даму в машине, короткие порно клипы с инцестом, фото ебут во все дыры сразу, трахнуть лилипутку, сорвал целку смотреть бесплатно, Самочка с красивой попкой насаживается на член и сосет, смотреть фильмы онлайн бесплатно групповушка, русское порно сквирт от фистинга, Приехав на срочный вызов, зрелая ебется с двумя парнями, смотреть ебут порно онлайн бесплатно, раздел инцест видео онлайн, гей выебал в рот, трахну пассива в жопу, порно ролики инцест смотреть в хорошем качестве