ОБНОВЛЕНИЕ Смыслов Часть 11

Какое-то время они сосались в губы… точнее, Архип сосал в губы Баклана, одновременно с этим судорожно сжимая ягодицы — с силой вдавливая свой колом стоящий член в пах лежащего под ним Баклана… в принципе, можно было запросто кончить так, никуда не вставляя и не всовывая, потому как член Архипа от елозящих движений то и дело залупался, тёрся клейко влажной головкой о трусы, и это было тоже необыкновенно приятно, — многие мальчишки делают именно так: стесняясь обнажаться либо не чувствуя в том внутренней потребности, они под видом борьбы, или в ходе игры-возни, или даже делая вид, что всё это шутка, к сексу никакого отношения не имеющая, кончают один на одном себе в трусы, заполучая оргазмы от одного лишь трения… но то — мальчишки, для которых в силу их возраста прямой анальный контакт еще кажется некой абстракцией, и потому они вполне довольствуются сладострастным трением

Маш, а давай займёмся cекcом втроём?
???!!!
Или ну хотя бы вдвоём… А то я один уже не могу!!!

— раздражением членов таким довольно простым образом; напоминающим им, мальчишкам, уже втайне ими освоенную и даже отчасти привычную мастурбацию; а в девятнадцать-двадцать лет, даже если ты делаешь это впервые, представления о способах достижения оргазма уже совершенно иные, и обуславливаются эти представления иным — взрослым — взглядом и на сам секс, и на жизнь вообще… сосаться в губы, одновременно с этим залупая стиснутый животами член, было необыкновенно приятно, но впереди было еще более приятное, и Архип, оторвавшись от губ Баклана, приподнял голову, глядя на Баклана возбуждённо блестящими в темноте глазами.

— Санёчек… хуля ты в трусах? — прошептал Архип прерывистым голосом, съезжая с тела Баклана в сторону. — Снимай, бля… — И, не дожидаясь, когда это сделает Баклан, тут же сам потянул его трусы к ногам, уверенно стягивая их с лежащего на спине младшего сержанта.

Спустя секунду они были голые уже оба, — Архип, нетерпеливо стянув трусы с Баклана, хотел повалиться на Баклана снова, но Баклан, увернувшись в сторону, сам подмял Архипа под себя — теперь уже младший сержант Бакланов навалился на рядового Архипова сверху и, с силой вдавливая свой распираемый от возбуждения стояк Архипу в живот, одновременно с этим почувствовал, как в живот его вдавился горячий и твёрдый, как лом, стояк Архипа… теперь они оба были совершенно голые: от кайфа — от сладости ощущений — у обоих перехватило дыхание, — оба горячие и возбуждённые, оба желающие продолжения; они лежали в пустой казарме на узкой армейской кровати, и были они в эти минуты интимной мужской близости уже не рядовым Архиповым и не младшим сержантом Баклановым, а были они Андрюхой и Саней — были просто парнями, молодыми, безоглядно возбуждёнными, преисполненными взаимного желания… они оба делали это впервые — и потому оба в своих желаниях были по-детски безоговорочно искренними… ах, какое это было упоение!

И младший сержант Бакланов, и рядовой Архипов — оба — испытали вполне объяснимый кайф с рядовым Зайцем, когда они, поочерёдно вставляя Зайцу в рот, излили своё молодое семя… но то был кайф чисто физический и, кроме того, в каком-то смысле односторонний, поскольку Заяц хотя и двигал головой сам, послушно исполняя отведённую ему роль, тем не менее делал это по принуждению, то есть сосать вставляемые ему в рот члены был вынужден, а теперь они, оказавшись в одной постели, будучи совершенно голыми, сладостно возбуждёнными, испытывали от всего этого кайф обоюдный, то есть взаимный, а потому более сильный — более упоительный… кайф этот стёр, уничтожил различие между ними в званиях, в сроках службы, и в этом был тоже кайф — кайф невольного обретения человеческой сущности, отметающей лычки и прочие признаки внешней, вольно или невольно разъединяющей иерархии, — два парня без всяких знаков различия, страстно прижившиеся друг к другу, лежали в армейской казарме так, как могли бы лежать в московской квартире, или на даче под Санкт-Петербургом, или в отеле ночного Парижа, или в ничтожно малом и потому почти безымянном, в снегу утонувшем глухом городишке где-нибудь за Уралом, или на солнцем залитом, но совершенно пустынном пляже у самой кромки мягко шумящего серебристыми волнами Атлантического океана… да где угодно могли они лежать так, как лежали сейчас на узкой армейской кровати, погруженные в жаром опаляющую страсть, и это тоже был кайф — не столько осознаваемый, сколько ощущаемый кайф вечно молодой и потому упоительно сладкой, из быта выдёргивающей и в бытие погружающей свободы…

Судорожно сжимая ягодицы — елозя телом по телу Андрея, Саня сосал Андрея в губы, в то время как сам Андрюха, лежа под Саней, тискал ладонями Санины ягодицы — бархатистые, мягко упругие, возбуждающе сочные… это было блаженство! Баклан впервые целовался взасос — не именно с парнем, а вообще целовался взасос впервые в жизни, потому как до армии у него с девчонками как-то не складывалось и по этой части тоже… а тут — он делал это впервые, то есть впервые сосался взасос, и это был кайф… охуительный кайф! Наконец, оторвавшись от сладких губ Архипа, Баклан посмотрел Архипу в глаза блестящим и вместе с тем чуть затуманенным от возбуждения взглядом:

— Андрюха, бля… что — возьмешь у меня? Как Заяц… возьмёшь, бля, в рот? — прошептал Баклан, обдавая лицо Архипа горячим дыханием.

— А что — думаешь, что нет? Хуля нам, пацанам… давай, бля! Я у тебя, а я ты у меня… друг у друга — давай! — отозвался Архип, чувствуя, как губы его от страстного сосания слегка набухли и словно потолстели. — Слезай…

Баклан, беспрекословно подчиняясь, тут же откинулся в сторону, и Архип, поворачиваясь набок, невольно покосился на освещенный выход их спального помещения в узкий поперечный коридор, откуда вела дверь на выход.

-Вот, бля, придет сейчас кто-нибудь… оперативный дежурный, к примеру, или из наших кто-нибудь вдруг заявится… мало ль чего! А мы здесь кайфуем… вот обломается! — проговорил Архип, переводя вопросительный взгляд на Баклана.

— А поебать! — отозвался Баклан, стискивая-сжимая в кулаке свой несгибаемо твёрдый, сладко зудящий член. — Или ты что — у ж е обломался?

— Я? — засмеялся Архип, точно так же — непроизвольно — тиская пальцами член свой. — Хуля, бля, мне обламываться? Кайф, бля, такой, что никаких «ракушек» не надо… ну, то есть, не надо, пока мы здесь — в армии. А в случае чего… успеем трусы надеть! Хуля нам, пацанам… поебать!

Конечно, им было вовсе не «поебать», и если б кто-то сейчас вдруг возник-появился в пустой казарме и их, возбуждённых и голых, на койке застукал, это было б подобно смерти… кто б им поверил, что они, кайфующие друг с другом, не гомики и не педики — что всё это п р о с т о т а к? Никто б не поверил… и это был бы пипец — в казарме, где одни парни, это был бы полный пипец! Но кто, где и когда видел, чтоб кто-то, на всех парусах беспрепятственно летящий в рай, вдруг взял бы и остановился — по собственной воле сошел бы с дистанции? То, о чём сказал Архип, было хотя и маловероятно, но вполне возможно — кто-то посторонний или даже свой, из роты, мог появиться в этот неурочный час в казарме… и что? Они, Андрюха и Саня, опасаясь быть застигнутыми, сейчас, прерывая своё упоительное занятие, смогли бы спокойно встать, надеть трусы и, пожелав друг другу спокойной ночи, разойтись-разбежаться в разные стороны — и сделать всё это лишь потому, что кто-то гипотетический мог их гипотетически застукать? Да ни за что! Ни за какие коврижки! Ни за какое бабло! Это был кайф — полноценный кайф, и если б сейчас не Архип, а Баклан вслух предположил бы, что кто-то их, возбуждённых и голых, может увидеть-застукать, то «поебать» Баклану ответил бы Архип… только и всего! Собственно, он и ответил — повторил «поебать» вслед за Бакланом.

Баклан, приподняв на локте верхнюю часть тела, нетерпеливо подался животом к лицу Архипа, думая, что Архип возьмёт в рот — пососёт — первым… а потом у Архипа возьмёт в рот он сам, и таким образом они это сделают — это попробуют, но Архип, упреждая Баклана, остановил его на полпути:

— Саня, не так… ложись валетом — и мы друг у друга отдновременно… одновременно, бля, в рот возьмём!

Баклан, не отзываясь, послушно развернулся на сто восемьдесят градусов и, укладываясь боком против лежащего на боку Архипа, одновременно с этим подал своё тело назад, так что лицо его оказалось напротив паха Архипа, в то время как его собственный пах очутился аккурат на уровне Архипова лица.

— Бля, никогда не сосал… — непроизвольно вырвалось у Архипа, и он, приглушенно засмеявшись, легонько сжал пальцами член Баклана у самого основания.

— Я, бля, что ли сосал? — отозвался Баклан, точно также беря пальцами член Архипа — перехватывая ствол у основания, чтобы было удобней направить его в рот.

Возбуждённый, твёрдый, сочно залупившийся член был у Баклана перед глазами, и эта близость чужого, хищно устремлённого в рот члена невольно рождала в душе Баклана странно приятное, непонятно почему волнующее чувство… никогда ни о чём таком не думавший — никогда о подобном не помышлявший и даже с самим собой наедине никогда не предполагавший, что он на такое способен, Баклан вожделённо смотрел на член Архипа, и ему казалось, что его губы наполняются нетерпеливым желанием… а еще от члена исходил специфически мужской запах, но этот запах был не резкий и потому не отталкивающий, а едва уловимый — и тоже странно волнующий… глядя на член, Баклан хотел что-то добавить к сказанному — сказать про то, что он тоже, как и Архип, никогда не сосал, ни у кого ни разу не брал в рот, но в это мгновение он почувствовал, как головка его члена плавно вошла, провалилась в горячее и влажное, сладко обжавшее, и… ощутив это сладостное пленение — осознав, что Архип его член уже в з я л, Баклан, ничего не говоря за ненадобностью что-либо произносить, тут же совершенно непроизвольно потянулся губами к головке члена Архипа, — губы Сани Бакланова коснулись сочной, бархатисто-твёрдой плоти, и он, ни на мгновение не усомнившись в правильности того, что он делает, тут же влажно скользнул губами вперед, насаживая свой округлившийся рот на колом стоящий член