День прошёл незаметно. Витька и не заметил, как наступил вечер. Сначала он ходил на процедуры, потом в больничную столовку за баками с обедом. А теперь за больничными окнами, в которых чернели решётки, повисла тёмная синева. После ужина пациенты потянулись к санузлу. Витьке пришлось отстоять очередь к раковине в моечной, чтобы почистить зубы. «А в сумасшедшем доме, оказывается, не так уж страшно. Всё-таки хорошо, что родители меня сюда устроили, правильно придумали. Недельки две здесь побуду, зато в армию теперь уж точно не заберут. Классная отмазка!» — думал Витька, стоя в очереди. Он был последним, и не торопился, рассматривая пациентов в полосатых пижамах с интересом и чувством превосходства: ведь он-то был нормальным, а они — настоящими психами! Хотя это не мешало им быть вполне сносными и общительными. Витька за день даже успел познакомиться с одним мужичком, Геной, который рассказал, что у него эндогенная шизофрения и он слышит голоса у себя в голове. А ещё познакомился с особой из женской палаты. Она была очень странная: ходила по коридору медленно, перебирая руками по стенке, и всё время тихо напевала какую-то песню, в которой нельзя было разобрать ни единого слова. Когда она поравнялась с проходившим мимо Витькой, то остановилась и, улыбаясь и показывая на него пальцем, воскликнула: — Жёлтенький! Витька на всякий случай улыбнулся ей, и поскорее прошёл дальше. «Да, прикольные здесь типажи!» — думал Витька, вспоминая дневные впечатления и надраивая во рту зубной щёткой над раковиной. Когда Витька вышел из туалета, то столкнулся с Ивлевым, направлявшимся в пустую курилку. У Ивлева были рыже-карие глаза, мутные, как у старого пса, а от его грязноватой пижамы в полосочку пахло табаком. Ивлева одолевала одышка. Лицо его казалось маской — неподвижной, неприятной и искажённой. Витька разминулся с Ивлевым и, боясь оглядываться и ускорять шаг, двинулся по безмолвному отделению к своей палате. Ивлев вызывал у Витьки страх; по словам других пациентов, Ивлев был здесь самым тяжелобольным, безнадёжным шизиком. Он никогда ни с кем не разговаривал, лишь мычал изредка, хотя, по слухам, когда-то с отличием закончил университет. Говорили, перенапрягшись на экзаменах, он и свихнулся. Витька зашёл в свою палату, где уже все легли по постелям. Едва он разделся и забрался под одеяло, в палату заглянул дядя Ваня — санитар. Высокий, с квадратными плечами и седым ёжиком, дядя Ваня еле вмещался в белый халат. Несмотря на шестидесятилетний возраст, он был могуч, как Святогор-богатырь. — Ну, что, ребятки? Баиньки? — прогудел дядя Ваня и, протянув ручищу, повернул на стене выключатель. Палата погрузилась во мрак. — А у нас сегодня студенты опять дежурят… слышь, Гена?.. — сказал дядя Ваня. — Ага! — отозвался Гена со своей постели. «А чё он ему-то говорит?» — подумал Витька, но не стал спрашивать Гену. Больничное отделение окутала глубокая тишина… Лёжа в тёплой постели, Витька смотрел на жёлтый дверной проём, освещённый из коридора, — дверь в палату не закрывали. Вспомнив виденную сегодня в газете красотку в пляжном наряде, Витька немного помял свой член через трусы, но дрочить по-настоящемй не решился: хотя в палате все сонно сопели, но вдруг кто-нибудь заметит и сообразит, что он мастурбирует? Задрёмывая, Витька через некоторое время услышал, как тихо хлопнула входная дверь в коридоре, послышалась возня и тихий, но возбуждённый говор. «Пофиг! Дежурные врачи, наверное, чё-нить делают…» — сквозь дрёму подумал Витька, сворачиваясь калачиком и засыпая. Среди ночи Витьку разбудил какой-то звук. Витька вынырнул из сна, размякший, ничего не понимая. Было тихо. Показалось?.. Он прикрыл веки. Но тут из коридора отчётливо донеслось жуткое подвывание. Витька открыл глаза. Сердце у него колотилось. Снова раздался вой. На соседней койке зашевелился новый знакомый, Гена. В темноте он прошептал Витьке: — Это Ивлев. Не бойся, он так кричит, когда праздник. — К-ка… ка-аакой… праздник?!. — заикаясь, выдавил Витька. — Узнаешь. Ты тоже можешь попробовать… — Что попробовать?!. — Сам увидишь. Я сейчас выйду один, а ты потом через минутку тоже выходи, и иди до конца коридора. Ты мне понравился, я договорюсь, чтоб тебя пустили… — Да куда пустили-то?! — покрываясь мурашками, шёпотом спросил Витька. Но Гена, соскользнув с постели, уже прошмыгнул из тёмной палаты в освёщенный проём двери, ведущей в коридор. «Вот, блин, попал! От армии отмазали, так теперь здесь у этих психов какие-то штучки… Зачем он меня зовёт?! Чё они хотят там делать?» — думал Витька, соображая, что делать — идти или не идти. Он всего тут боялся и не знал, как себя вести. А может, надо идти, раз зовут его, как новичка, а если не пойдёшь — испортишь отношения… ещё опустят тут, блин… Полежав минуту, Витька на цыпочках прокрался в освещенный коридор. После темноты глаза заломило. В противоположном конце коридора на корточках сидел Ивлев, рядом с приоткрытой дверью в хозяйственную
— Зачем?
— Не зачем, а за сколько.
комнату. Витька затаил дыхание. В полной тишине отчетливо раздавался характерный звук, исходивший от электроламп под потолком — чуть слышное жужжание. Витька собрался с духом и двинулся вперёд. Напрасно он косился и сторонился, — Ивлев даже головы не поднял, когда Витька проходил мимо него. Витька обошёл открытую дверь, и остановился. Маленькая хозяйственная комната была ярко освещена. Окно напротив двери загораживал старый шкаф с забеленными стеклянными дверцами; у правой стены на стуле с ободранной обивкой сидел молодой красивый парень в белом халате. Опершись локтем о стол, он курил. А у левой стены, на широком кожаном топчане, какие обычно бывают в больницах в приёмных покоях, корячился… санитар дядя Ваня! Витька увидел это, когда широкая спина развернулась, и дядя Ваня, выпрямляясь, прокряхтел: — О-ох, внученька… ох и славно же ты дедушку пиздулькой ублажила… От волнения и странности всего происходящего Витька не сразу рассмотрел все детали картины, а когда рассмотрел — поразился ещё больше. Во-первых, у дяди Вани были спущены штаны, и из кучеряшек болтался коричневатый длинный и огромный член, с которого на половицы с облезшей коричневой краской капала мутно-молочная молофья. Во-вторых, чуть сбоку стоял сразу незамеченный Гена, тоже со спущенными штанами. И, в-третьих, на топчане раскинулась голая девица, с очень белой кожей, отчего выделялись её коричневые родинки, вялые соски на красивых крупных грудях и чёрный пушистый треугольник между разбросанных ног. Рот у девушки был открыт странно, некрасиво, как у дебильной, и она почему-то не пыталась придать рту пристойный вид. Глаза у девушки были закрыты, и вокруг них синели огромные круги. Подняв глаза на стоявшего в дверях Витьку, дядя Ваня вздрогнул и, нахмурившись, рявкнул: — Ты чего тут делаешь?!. — Да ладно, Ваня, это свои! Мне Гена сказал… — с наглой развязной интонацией проговорил парень в белом халате, куривший на стуле. — Какие свои?! Вы чё тут… развели мне… — забормотал дядя Ваня, смутившись, отворачиваясь, подтягивая штаны и запахивая халат. — Он хороший парень, пусть тоже попользуется… — угодливым голоском заблеял Гена, стоящий рядом. У Витьки от всего увиденного возникли противоречивые чувства: сначала ему захотелось немедленно смыться из этой комнаты, в которой творилось непонятно что, а потом стало разрастаться любопытство. — Он хоро-оший… — снова заблеял Гена… …БУХ!.. Гену прервал мягкий глухой звук. Все повернули головы: это голая девица, соскользнув с топчана, бухнулась на пол, приняв странную, неудобную позу и оставшись в ней неподвижно, словно кукла. (ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)