— Марина! Вроде звонки прекратились! Пойдем мы, пожалуй.
— Подожди еще! Он возможно затаился!
— Называется «доверяет».
— Это в первый раз с ним, раньше такого не было.
— Верится с трудом.
— Правда, правда, не было!
— Идти нам пора, а то у Гены голова болит, и он черное дело не может делать!
— Какое черное дело?
— Если он тебе ребенка сделает, это будет черное дело.
— Блин! Я тебя скоро пошлю.
— Да я бы пошла сама, да дверь закрыта. Открой дверь, пойдем мы. У Гены болит голова.
— Ну пусть полежит, а я перейду на стул.
— Гена! Марина предлагает, тебе с ней полежать.
— Нет!!! Я же сказала, что я с кровати уйду, на стуле посижу!
— Отбой, Гена. Полежать не придется. Посидишь с Мариной на стуле!
— Ты, Наташка, дурочка!!! У тебя заклинило!
— Это дурочка, сказала Паше, что Гена мой любовник.
— Что ты такая злая? Ну, сказала и сказала. Не Сереге же твоему сказала!
— Я, может быть, хотела твоего Пашу на любовь раскрутить, а теперь какая любовь, после того, что ты сказала, остается один секс!
— Видишь ли, Наташка, у тебя чересчур блядские глаза. Тебе с моим Павликом не светит ничего. Ему такие не нравятся!
— А разве Паша смотрит в глаза! Классно! А я думала, что только на ноги смотрит.
— Гена не хочет с тобой на стуле сидеть. Так, что мы пойдем.
— Подождите немного еще. Паша так долго звонит, что, наверное, теперь меня убьет.
— Компот попьем на похоронах.
— Вас тоже убьет.
— Надо же! Столько лет с вами дружила. И только сейчас начала понимать, какие опасные вы люди.
В тамбуре послышался шум, это Павел позвонил соседу и сосед открыл дверь тамбура. О чем-то они говорили минут пять. Соседская дверь захлопнулась. Раздался громкий стук в нашу дверь. Если звонки в дверь действовали угнетающе на всю нашу компанию, то стук в дверь показался совершенно зловещим. Я сидела на полу, прислонившись к стене. Марина опять легла на кровать, прогнав Генку. Генка тоже сидел на полу, молча. Сашка на полу лежал и, казалось, что спал. Стук опять прекратился. Сашка встрепенулся и подошел к двери, послушать, что там за дверью. Но видимо Павел услышал его шаги и опять начал бить в дверь.
— Полный пипец. — Сказал Гена. Уже два часа мы здесь. — Меня так родители потеряют. Начнут искать через милицию.
Я промолчала. Оптимизм начал меня покидать.
— А Марине ничего, она спит, заняла кровать. — Возмущался Гена.
— Надо ее полить водой, — Предложил Саша, — Она проснется, а Гена ей скажет, что, Марина, тоже не спиться?
— Женщин обижать нельзя, — вмешалась я.
Саша с Геной долго шептались. Потом Саша заснул.
Гена переместился ко мне и шепотом сказал, показывая пальцем на Сашу.
— Саша говорит, что если девочка спит, то можно ее за мизинец взять и тихо с ней начать разговаривать, если она начнет отвечать, а сама не проснется, то можно ее потрогать.
Я хотела спросить его: «А кто тут из нас девочка?» но, решив, что как бы не была велика моя досада на Марину, с пошлыми шутками пора заканчивать, а то пацаны, в самом деле, испортятся и осторожно сказала.
— Мизинец это самое то.
— А я
— Я же врач, я не могу без телефона!
боюсь за мизинец ее взять.
Возьми за мой. Я вытянула мизинец.
Гена опять захихикал.
— Тоже боишься? Как все запущено!
Гена взял меня за мизинец. И посмотрел в глаза. Классно, в самом деле, смотрит в глаза.
— Марину тоже за мизинец потрогаю!
— Не надо за мизинец, это бесперспективно.
— А как надо?
— Просто с ней полежи рядом, пока она спит.
— Зачем просто лежать?
— Потом сможешь всем рассказывать про свои успехи. И Марине испортишь репутацию. Все будут говорить, что ты с ней спал.
— Я не хочу рассказывать, хочу на самом деле.
— Ты слишком глупый. Вон Саша и то умнее.
— Нет, он совсем ничего не понимает в этих делах.
— В черном деле ничего не понимает?
Гена опять захихикал.
Через некоторое время Гена перебрался на кровать.
Саша сразу же проснулся.
Он перебрался ближе ко мне и сказал.
— У тебя красивые глаза!
— Подслушивал?
— Да!
— Очень плохо!
— Я больше не буду!
— И меньше не будешь?
— И меньше не буду.
— А что будешь.
— Учится. Как правильно говорить.
— Как неправильно уже научился?
— Да.
— Научи меня целоваться, — попросил Саша.
— Еще часа два-три здесь посидим и придется научить, — сказала я.
Саша посмотрел, что делает Гена и доложил:
— Он с ней обнимается.
— Далеко пойдет, если не остановят, — сказала я.
Стук не прекращался на долгое время. Еще через час я начала учить Сашу целоваться. Он делал вслед за мной упражнения губами и языком. Потом я начала прикусывать его язык губами, а он мой.
Послышались шаги Гены.
— Она меня локтем ударила, — пожаловался он.
— Наверное, было за что.
— Я делал все, как ты меня учила.
— А что именно ты делал?
— Я ее за мизинец взял и подержал. Потом сказал ей, что все хорошо и лег рядом. Потом я ее гладил по груди.
— По голой груди?
— Нет поверх кофты. Потом кофту расстегнул и она проснулась.
— Типа она спала?
— Типа да.
— Я ей лифчик хотел расстегнуть, но она начала меня толкать и локтем ударила.
— Не успел расстегнуть?
— У меня не получилось. Я долго пробовал, но не получилось.
— Ну, так. Долго пробовал! За это локтем мало!
— Там не понятная застежка.
— Понятная там застежка!
Я минут десять объясняла, какая там застежка,
— Два полукруга, один заходит за другой, а расстегивается в обратном порядке.
Но у Гены видимо плохо было с геометрией. Что я и так знала. Во всяком случае, поворот на 270 градусов он понять со слов не мог, хотя движения копировал отлично.
— Саша уже и то понял!
— Ну, пусть попробует!
— Я попробую! — вызвался Саша!
— Какой ты шустрый! — покачала я головой.
Через минуту Саша вернулся.
— Я расстегнул!
— Марина не проснулась?
— Она не спит она только притворяется!
— Да уж… — Подвела я итог. — Все, Саша, считай, что другу помог.
— Ободренный Гена направился на кровать.
Саша настаивал на продолжении обучения целоваться, но я отмахнулась от него. Я сильно устала. Желания играть и шутить никакого не осталось.
Минут через 25 вернулся Гена.
— Она меня опять ударила локтем!
— Сильно?
— Сильно!
Я осмотрела место удара. Губы были рассечены, видимо об кривой зуб, из носа шла кровь.
— Браво, Марина, — сказала я, — Отличный удар. — Все, Гена, это была борьба до первой крови. Остаешься здесь, Марину не трогаешь.
— А я? — спросил Саша.
— А ты и так здесь.
— А я туда пойду.
— Зачем?
— Так просто.
— Так просто сиди здесь.
— Я устал сидеть на полу.
Я промолчала, и Саша перебрался на кровать. Я вытерла Гене кровь. Стука в дверь не было минут двадцать.
Можно было собираться на выход.
Я прошла в комнату. Марина лежала лицом к стене. Саша обнимал ее двумя руками. Бюстгальтер лежал на полу. Я попыталась сообразить, можно ли снять бюстгальтер не снимая футболки? Только если просовывать лямки через рукава. Тем не менее, на Марине была футболка. Под футболкой правая рука Саши что-то искала.
— Она спит? — спросила я Сашу.
— Спит, — ответил он.
— Да не особо сплю, — отозвалась Марина.
— Он тебя еще девичьей чести не лишил? — поинтересовалась я.
— Хороший вопрос. Нет, он меня девичьей чести не лишил.
— Ну и отлично! Я его заберу, и мы пойдем пока он тебя не лишил.
— Забери.
— Дверь открой.
— Открою.
Марина с трудом встала. И подошла к двери. Прежде чем вставить ключ в замок, она прижалась к двери ухом, пытаясь что-то услышать. Послышался голос Павла из-за двери:
— Открой, я знаю, что ты здесь! Открой!
Марина опираясь руками на стену отошла от двери.
Помоги ей. Сказала я Саше. Саша отвел ее к кровати. Положил. И вернулся.
— Жарко, — сказала я, — штаны слишком теплые.
Саша посмотрел на меня, на мои штаны, некоторое время думал и, видимо хотел что-то мне сказать, но, в конце концов, вернулся в комнату на кровать.
Возобновился стук в дверь. Стук был долгий, почти бесконечный. Гена спал под этот стук.
Мне заснуть никак не удавалось. Промучившись больше часа, я зашла в спальню. Марина лежала в футболке прикрытая одеялом. Около кровати лежали ее смятые штаны вместе с трусиками.
— Ты еще юного спортсмена не развратила совсем?
— Гинеколога юного, — ответила Марина.
— Даже так!
— Он мне засунул палец, твой юный воспитанник, и так лежит уже минут десять.
— Тебе нравится?
— Нет. Какой-то изврат.
— Он еще маленький, его нужно всему учить.
— Маленький извращенец, — сказала Марина.
— А ты типа здесь жертва.
— Это он жертва аборта. Он дурак!
— Раз засунул, значит не такой уж дурак.