«Аll thе wоrld’s а stаgе, аnd аll thе mеn аnd wоmеn mеrеly рlаyеrs: thеy hаvе thеir ехits аnd thеir еntrаnсеs; аnd оnе mаn in his timе рlаys mаny раrts, his асts bеing sеvеn аgеs». (Весь мир — театр. В нем женщины, мужчины — все актеры. У них свои есть выходы, уходы. И каждый не одну играет роль. Семь действий в пьесе той.) Вильям Шекспир.
Дыша собственным вонючим перегаром я висела под высоким потолком лаборатории по переработке химических реактивов. Я была закреплена страховочным тросом и упиралась ногами о пожарную лестницу, пытаясь дотянуться до трубы, из которой под напором сочилась струя розоватого дыма. Пытаясь закрутить вентиль, я проклинала всех разработчиков, проектировщиков и сборщиков этой чёртовой системы очистки, сделанной походу на один раз. Я цедила проклятия одновременно на английском и на русском языках, причём по русски получалось гораздо лучше. Через исцарапанный лицевой щиток гермошлема я видела свою руку в толстой перчатке с разводным ключом и вентиль на трубе, до которого надо было каким-то образом дотянуться. Yоu mоthеr fuскеr! В этот момент мне больше всего хотелось не висеть под этой чёртовой трубой в неудобном положении, а лежать по самую шею в тёплой ванной, щедро заправленной ароматным шампунем с обильной пеной и держать в руке стакан холодного пива с такой же точно пышной пеной. Я вспомнила вчерашнюю пирушку, на которой нажралась вдрызг, со злости от того, что меня уже в который раз продинамил мой парень. Я давно заметила его холодность и натянутость в отношении меня, да и трахался он со мной уже не так горячо и страстно. У него явно появился кто-то другой и я это чувствовала. Я злилась на него за то, что он мне постоянно врёт и отнекивается от очевидных вещей, я же не слепая в конце концов, но разорвать с ним отношения пока не решалась. А вдруг он её бросит и у нас всё будет как и прежде.
Утро началось скверно, а день обещал быть и того гаже. На утренней планёрке я получила нагоняй от шефа за опоздание и наличие перегара изо рта, и это означало, что о премиальных теперь можно было забыть. В дополнение ко всему мне сообщили, что мой напарник заболел и смену тарахтеть придётся в одиночку, выполняя работу за двоих. Нарядов пока не поступало и я валялась на кушетке в помещении для отдыха и перебирала клавиши пульта телевизора. Самочувствие было дерьмовым и я была неработоспособна. В голове били барабаны, а в животе скребли черти. Тело покрылось мурашками и меня бросало то в жар, то в холод. Под подушкой я спрятала дежурную банку пива, которую держала в шкафчике на всякий пожарный, и втихаря потягивала его через тонкую трубочку. Наконец в диспетчерской заиграл сигнал вызова и голос оператора позвал:
— Цветкова, на выход. Вызов как раз по твоей части.
Я встала и пошла в диспетчерскую.
— А что случилось то? — спросила я, обдавая оператора волной густого перегара.
— На предприятии по утилизации химических отходов произошла утечка. Тебе и надо её устранить. Персонал уже эвакуировали, все ждут специалиста, то есть тебя. Так что бери седьмую аварийку, руки в ноги и вперёд. И костюм на всякий случай проверь. Ремонтники уже там, они тебя в случае чего подстрахуют. Их бригадир сказал, что течь пустяковая, он и сам бы устранил, но не имеет допуска для таких работ, поэтому все ждут тебя.
— Ладно.
— Цветкова, признавайся, какую гадость в очередной раз ты вчера бухала?
— Коньяк Наполеон — гордо ответила я, и это было сущей правдой. Если конечно хозяева фуршета не перелили в бутылки из-под благородного напитка подкрашенный чаем самогон.
Я взяла наряд и пошла в коридор. Открыв подсобку я достала сумку с инструментом и стала облачаться в душный прорезиненный защитный костюм. Проверив герметичность шлема я откинула его назад и вышла во двор, где стояли уазы аварийной службы.
— Михалыч! — позвала я водителя и тот встал с лавочки и направился к машине.
Я уселась спереди и достала из сумки в заначке ещё одну банку пива. Пшикнув пробкой я стала глотать газированный алкоголь и приятное тепло наконец растеклось по всему телу. Барабаны в моей голове смолкли и я расслабилась, откинувшись на спинку сиденья. Ну вот, теперь и работать можно. Какой такой придурок придумал приказ, запрещающий употреблять спиртные напитки на работе. Пить на рабочем месте нельзя, согласна, а похмеляться, то есть лечиться, ещё как можно и нужно, и даже жизненно необходимо. А на такой работе как моя, так тем более! Презрев все приказы начальства — не курить в подсобке, не курить в машине, не курить на работе вообще — я закурила сигарету и обдала клубами едкого дыма некурящего водителя. Тот закашлялся и прибавил газу.
— Ничего, щас ты там не такого дерьма нанюхаешься — мстительно произнёс он.
— Да неужели? — я игриво подмигнула ему — мало ли я всякой дряни здесь понюхала.
Я швырнула окурок в окно и вслед за ним полетела пустая банка из под пива. Разжевав таблетку аспирина я засунула в рот сразу две пластины мятной жевательной резинки. Мы подъезжали уже к техническому входу на предприятие. Я запихнула в сумку наряд и выпрыгнула из машины. Окинув взглядом свой костюм, я решительно вошла внутрь.
И вот я трахалась с этой утечкой добрых полчаса. Место прорыва некачественной трубы было видно хорошо. Вроде бы пустяковая работёнка, перекрыть вентиль, наложить пластырь, залить герметиком и высушить феном. Затем открыть кран и вуаля. Но прорыв был высоко, в труднодоступном месте и всё было непросто. Ремонтники предложили помощь, но работать в загазованном помещении без защиты им было нельзя и я их выгнала наружу. Напарника не было и я полезла вверх одна, закрепив за плечами инструменты. Поступок смелый и безрассудный. Пренебрегая техникой безопасности я взобралась на шестиметровую высоту и работала в одиночку. Второй пары рук не было и произошло то, что должно было произойти.- Всё хорошо, лежи спокойно, тебе надо лежать. Тебя привезли с тяжёлым отравлением угарным и сернистым газом и доктора вытащили тебя чуть ли не с того света. Но теперь всё будет хорошо. Ты поправишься.
— Как тебя зовут? — спросила я слабым голосом.
— Меня зовут Лиля. Я буду присматривать за тобой и буду рядом. Если что-то понадобится, то нажми вот эту кнопку — и она показала на красный тумблер справа от меня на стене.
Она склонилась надо мной и нежно погладила меня по щеке. Я вновь закрыла глаза и погрузилась в полудрёму и незаметно уснула. Затем я увидела сон. Почему-то я знала, что это именно сон. Я лежу одна и отчётливо вижу, как в палату входит медсестра Лиля. Входит медленно, буквально вплывает. Она останавливается возле моей кровати и какое-то время стоит и смотрит прямо на меня. И я тоже смотрю на неё и понимаю, что не могу отвести в сторону глаза. Хочется всё время смотреть на её лицо и я смотрю и любуюсь им. Руки и ноги мои отяжелели и налились свинцом, и невозможно шевельнуть даже пальцем. Затем Лиля склоняется надо мной и приближается ко мне, я ощущаю на себе горячее дыхание. И её лицо уже совсем-совсем близко. Оно горит желанием. Отвернуться нет сил и в следующий миг её губы плотно прижимаются к моим и я чувствую, как мягкие пальцы её руки легко ложатся мне между ног. И мне хорошо и спокойно. Тело становится невесомым и растворяется в волнах блаженства. Лиля целует и целует меня и я утопаю в её ласках и прижимаюсь плотнее к её горячему и гладкому девичьему телу. Но сон прерывается помимо моей воли внезапно, и я открываю глаза.
Я проснулась. За окном была ночь. Я пошевелилась и медленно села. Держась за железную спинку кровати я дотянулась до выключателя и включила свет. Голова закружилась, и перед глазами поплыли красные круги. К горлу подкатил комок и я почувствовала слабость. Я медленно встала и шаткой походкой подошла к умывальнику и посмотрела на себя в зеркало. Усталое измождённое лицо. И такое бледное. И возле глаз появились первые, пока ещё малозаметные морщины. Ноги задрожали и я вернулась в постель. Мне было скучно и одиноко. Я лежала и смотрела в потолок, когда дверь открылась и в палату вошла Лиля. Присев на край кровати, она посмотрела на
положил у его задних ног тюк. Только собрался бедуин овладеть им, как тот сделал несколько шагов вперёд. Бедуин передвинул
тюк и снова залез на него. Верблюд опять отошёл. Так бедуин гонялся за верблюдом, а тем временем в небе над ним потерпел
аварию самолёт, и из него выпала стюардесса. Бедуин чудом успел раскрыть руки, и в его объятиях оказалась девушка.
— Что я могу для тебя сделать, мой спаситель? Говори! — преданно воскликнула она.
— Слушай, подержишь верблюда, а?
меня и спросила:
— Почему ты не спишь? Тебе надо спать и набираться сил. Может быть тебя что-нибудь беспокоит?
Она смотрела на меня и я вдруг осознала, что она такая же точно, как в том самом сне, который я только что видела. Я вдруг ощутила, что меня влечёт к этой девушке, и мне так не хочется, чтобы она уходила. Чёрт возьми, да что же это со мной происходит? И я поняла, что влюбилась. Я влюбилась в девушку, красивую и нежную, и она была так близко. Я взяла её за руку и сказала ей:
— Если хочешь, я не уйду, я уже всё сделала и могу побыть с тобой.
Она положила руку мне на лицо и погладила по щеке. Вот это да, никогда бы не подумала, что сны чудесным образом могут сбываться. Да ещё так быстро. И я прижала к себе её руку. И тут она меня поцеловала. Она наклонялась медленно, словно целую вечность её губы приближались ко мне, всё происходило как в замедленном кино, будто режиссёр хотел подчеркнуть все детали до единой мелочи. Наконец они коснулись моих губ и я ответила взаимностью. Наши языки сплелись воедино и я обняла её за шею, сильнее прижимя к себе. Затем девушка впорхнула ко мне под одеяло и легла рядом со мной. Её руки ласкали все мои интимные места, а губы шептали слова любви и благодарности. Я отвечала. Я изгибалась ей навстречу и ласкала в ответ её мягкое и гибкое тело. Пламя страстного огня полыхало во мне и блаженство захватывало каждую клеточку моего тела. Как же мне хорошо. Я счастлива, я на седьмом небе, я парю в невесомости и огонь любви казалось горит и сияет повсюду. Во мне и вне меня. Он нарастает и от счастья, такого глубокого и сильного, я снова теряю сознание.
Рассвет. Я вновь открываю глаза и замечаю, что нахожусь совсем в другой палате. Меня что, снова перевели? И кровать не такая мягкая и пружины выпирают. Рядом с моей койкой в двух метрах расположена другая и от неё распространяется неприятный запах. Я замечаю, что на ней лежит