Лихие 90-ый Глава 10 — Чур не игра в Евпатории

Пациентка тяжело вздохнула. Но послушно пошла, куда сказано.

Стол был высоким. Девочка неуклюже полезла наверх. Я не удержался от соблазна и снова подсадил ее. На этот раз — подсунув ладонь между ножек. Скромница пулей взлетела над моей наглой рукой, брякнулась на животик на расстеленные на столе одеяла и сжала ножки. Но скандалить уже не решилась.

— Лежать и ждать. Не слезать. Доктор руки помоет и придет, — по-хозяйски похлопав по попке, сказал я.

Даша добела сжала половинки. На попке появились симпатичные ямочки. Но и на этот раз возражать девочка не рискнула.

Я не спеша сходил в ванную. Потом прихватил из гардеробной новое большое полотенце — на случай, если понадобится вытирать взмокшую под моими руками малышку.

И вернулся с ним к празничному столу, на котором меня ждало лакомое блюдо. Дашка подана, монсеньор!

Я подошел вплотную. Девочка дернулась, повернула ко мне лицо. Обреченно вдохнула и вся напряглась. Попка снова стала похожа на мятое яблоко.

Бедолага ждала: вот сейчас я переверну ее на спинку, заставлю убрать руки, которыми она попытается закрыться, и затею унизительный «медосмотр».

Ждала, но стоически молчала, изо всех сил закусив мелко дрожащую губку. Пока я ходил, девочка даже не попыталась удрать со стола. И сейчас послушно лежала, глядя на меня набухшим от слезы глазом. Хулиганка явно начинала смиряться.

Мне вдруг пронзительно, до комка в горле стало жаль героическую малышку.

Ей и так сегодня досталось, моей бедной. Столько всего уже произошло, что Дашка была выжата, как лимон.

— Хватит издеваться, дай ей отдохнуть — заговорила во мне совесть. — На сегодня завязывай с дрессировкой. Приласкай ее прямо сейчас, понежничай.

— Успею понежничать, — неожиданно ответил ей эгоизм. — Хочу еще чуток полапать.

— Не надо, — спорила совесть.

— Как это не надо, — удивился эгоизм, — когда она так прикольно стесняется? Вот как начну для смеха ее стыдить, и превратится мой зверек в аленький цветочек. Вся пунцовая станет. Ох, и весело будет!

— Мучать беззащитного ребенка, который и так согласился на все твои условия? Ну ты козел! — удивилась совесть.

— Вот раз согласилась, значит, пусть терпит! — хихикнул эгоизм.

— Заткнулись. Оба! — ответил я им. — Я придумал, как вас помирить.

Взял с полки флакон массажного масла и вернулся к столу. Дашка горестно вздохнула и стала переворачиваться. Сама! Бедолага смирилась с неизбежным. Видно было, что ей до смерти не хочется, чтобы над ней снова издевались, что она очень устала и чуть не плачет. Но храбрая девочка по своей инициативе начала переворачиваться на спинку. Поняла, что никуда не денешься, так лучше уж быстрее отмучиться.

Мне, наконец, стало стыдно.

— Не надо, — придержал я ее, — полежи так.

Дашка удивленно вытаращила глазища, когда я накрыл ее до пояса полотенцем.

— Расслабься. Тебе ведь не хочется сейчас в доктора играть?

Девочка пожала одним плечом и неуверенно ответила:

— Не… не хочется…

— Значит, в следующий раз осмотрю тебя. А сейчас лежи спокойно и отдыхай.

Я налил в ладонь масло. Дал ему согреться в руке. Дашка вздрогнула, когда моя рука коснулась ее спинки.

— Не бойся. Отдыхай. Я тебе просто расслабляющий массаж сделаю. Только поглажу плечики и спинку, вот и все.

— И все? — переспросила вздрагивающая девочка.

— И все, — кивнул я. — А потом мы тебя оденем. Ктати, давай-ка ремни и браслеты сниму.

Снятые приспособления полетели под стол.

— Но ты же сказал,.. — начала малышка.

— Да, — перебил я ее. — Сказал. Но раз сегодня день подарков, сделаю еще один. Одену. Хоть ты и не заслужила. А пока спокойненько лежи. Лови кайф. Приятно ведь?

— Приятно, — кивнула девочка и вдруг разревелась. Все, что досталось ей сегодня, выливалось сейчас в этих слезах.

Я, не останавливаясь, делал легкий-легкий, как перышко, массаж. Расслабляющий. Утешающий. Ласковый.

Постепенно ученица успокоилась и затихла. Она лежала, жмурясь, как кошка, от моих поглаживаний.

— Спатки захотела? Спи. Ничего не бойся, хорошая моя. А я тебе еще поглажу спинку. Только спинку. Спи.

Новый русский (НР) приходит в церковь на исповедь. Священник его спрашивает:
— В чем твой грех, сын мой?
— Батюшка, я слишком жадный.
— Жадность — большой грех. Когда ты выйдешь из церкви, ты должен дать 50$ первому, кто попадется на твоем пути.
— Как? 50$ первому встречному?
— Сын мой, если ты хочешь встать на путь исправления, ты должен начать именно с этого.
НР его послушался. Выходит он из церкви — вокруг никого! Идет дальше и видит одну девушку — туфли на каблуках,
короткая юбочка, косметика чуть ли не отваливается. Он к ней подходит, дает ей купюру в 50$ и говорит:
— Вот, возьмите…
— Нет, это мало, нужно 100$.
— Почему 100$? Батюшка мне сказал, что нужно дать 50$.
— Ну так ведь батюшка — это постоянный клиент…

..

— Сплю, — повторила Дашуля, окончательно обмякая — А ты погладишь спинку. Только спинку. Только спинку…

— Только спинку, — в тон ей подхватил я. Только спинку…

— Только спинку. Только спинку?.. — вдруг задумался мой котенок.

— Только спинку, — подхватил я. — Если ты хочешь только спинку. Если ты хочешь все, я поглажу все.

— Не хочу все. Хочу только спинку — пробормотала Дашенька и закрыла глаза.

И ведь поняла, что она сейчас в безопасности! Удивительно, как она за эти два дня меня изучила. Куда лучше, чем я ее.

Девочка полежала пару минут, тихо сопя носом и изображая, будто бы засыпает. Она с закрытыми глазками прислушивалась к ощущениям от моих поглаживающих рук.

А потом вдруг сбросила ногой полотенце!

— Только сзади, — важно уточнила ненатурально сонным тоном.

И осталась лежать, старательно зажмуривая глазки.

— Только то, что ты захочешь, — продолжил я, — только то…

Мои руки еще какое-то время разглаживали ее спинку и плечики. Только через несколько минут они скользнули ниже. Дашенька напрягла попку под моими ладонями, но тут же расслабила.

— Только то, что ты захочешь, — гудел я, проходя по ней с головы до ножек и обратно, вверх и вниз, вверх и вниз. — Только то. Только сзади. Только сзади…

Девочка старательно изображала, будто спит. Ее крепко зажмуренные ресницы дрожали. Подбородок трясся от сдерживаемого смеха.

Минут пять она чуть подергивала руками и ногами. Я понял, что мой героический голопопик собирается с духом для нового подвига.

— Только то, что ты захочешь… только сзади… только сзади, — мягко намекал я ей, продолжая поглаживать. — Только сзади…

И Дашка решилась!

Изобразив потягушки, она ненатурально зевнула, еще крепче жмуря глаза, забормотала неразборчиво, будто бы во сне — и перевернулась пузом кверху! Моя игрушка добровольно отдалась хозяйским рукам!

Какое-то время я занимался только ее ручками и ножками. Пациентка продолжала изо всех сил изображать сон. Тогда я прогладил ее ножки заново — одну, потом другую.

На этот раз я приподнимал ее ножку. Массировал по всей длине. А закончив — клал обратно на стол, но отведенной в сторону. Вроде бы случайно. В результате я уложил ее ножки довольно широко разведенными.

Воспитанница в любой момент могла прекратить игру. Но мужественно терпела. Хотя вся подергивалась, но ножки оставались лежать, как я их положил.

Я неторопливо промассировал ее бока — следя, чтобы нечаянно не щекотнуть, не заставить ее расколоться.

Дашка начала стремительно краснеть. Вся. От макушки до пяток. Но все еще держалась.

Я плавно перешел к ее животику.

Только тут она сдалась. Открыла глаза, сжала ножки и закрылась руками.

— Мне… мне… мне стыдно, — призналась девочка.

— Значит, не надо? — спросил я.

Девочка смущенно пожала плечами, пряча лицо.

— Не надо, тебе стыдно, — переспросил я. — Или надо, но тебе стыдно?

Выбор сейчас был за Дашей. «Надо» — она бы не сказала, ясно. Но могла промолчать. И я продолжил бы игру. Не закрываться было выше дашкиных сил. Но я бы это исправил в момент — если девочка сейчас решится.

Подвернул бы свисающую со стола простынь, со всех сторон подоткнув ее под одеяла, которые она прикрывала.

Открылись бы края столешницы. Стол, как и многое другое, был обманом. Выглядел он необычно. Стол старательно косил под антиквариат. А на самом деле он был изготовлен для воспитания по моему спецзаказу.

Сквозь одеяла пациентка не чувствовала главную особенность «воспитательного стола»: вместо сплошной деревянной столешницы у него была только рамка из четырех дубовых реек , накрытая металлической сеткой с ячейкой в палец, сваренной из мощных прутков.

Я бы пристегнул ее разведенные ручки и ножки к этой сетке и продолжил массаж.

Но девочка не промолчала.

— Не надо, — попросила она.

— Слушаю и повинуюсь, о рахат моего лукума! — улыбнулся я и задумался.

Происходило что-то очень странное. С одной стороны, мы перевыполнили план дрессировки во много-много раз. Даже упаковывать подопытную в «конструктор» я уже попробовал. Хотя планировал начать связывания только через недельку — две: раньше казалось нереальным.

Но с другой — наши отношения быстро менялись. Быстро — и непредсказуемо.

Даже сегодня утром мне и в голову не могло придти, что я вот так возьму и прикрою свою игрушку полотенцем. Прикрою, не лелея какие-то коварные планы, а просто так! Что вдруг разрешу ей одеться — в ситуации, когда вполне мог оставить голенькой. И уж подавно я не представлял, что Дашка захочет (сама, не по команде!) это полотенце сбросить, подставив попку моим рукам.

А ведь спроси кто-то еще полчаса назад, что будет с девочкой, когда она окажется на процедурном столе — черт возьми, да у меня давным-давно на этот счет целая куча злодейств была придумана! Шаг за шагом я еще до нашего знакомства сто раз в мелочах продумывал.

Первым делом пристенул бы к столешнице Дашку, разложенную звездочкой, за руки, за ноги и за нижний ремень.

Постыдил бы ее как следует, бесцеремонно лапая: пусть покраснеет от всей души.

Отстегнул бы ножки и притянул их за щиколотки короткими поводками над головой.

Навалял бы по услужливо подставленной попке за то, что фордыбачилась. Нашлепал бы, пока бедолага не превратится в вождя краснопопых.

Оставив свою пациентку зафиксированной на столе, не спеша сходил бы в гардеробную. Всандалю пациентке клизму. А потом…

Когда я закончил массаж, девочка посопела носом и осторожно глянула на меня из-под ресниц.

— Приятно было?

Малышка разнеженно кивнула.

Я погладил ее по голове.

Дашка продолжала спокойно лежать на спине.

Слабые ручки разбросаны по сторонам. Худенькие ножки оставались так, как я их положил.

Что-то щелкнуло у меня в голове. Я впервые увидел происходящее со стороны.

На столе, который я превратил в инструмент для унижений и издевательств, передо мной лежал ребенок. Ребенок, который нуждался вовсе не в моих извращенных фантазиях. А в обычной любви. В защите. В детстве.

Я осторожно набросил на девочку полотенце.

Мы молча смотрели друг на друга.

Надо бы выкинуть весь мой хлам из гардеробной, — вдруг подумал я. — А из второй гостиной выйдет неплохая детская. Похоже, я уже наигрался в озабоченного маньяка. Пора завязывать с детскими играми и начинать жить.

Я сдвинул Дашку от края, запрыгнул и сел к ней на стол.

— Слушай, Дарёнка, — нерешительно начал я, — давай так… Забудь всю мою чепуху. Давай считать, будто мы с тобой вот только сейчас познакомились. Многоуважаемая Дарья, не хотите ли вы стать моей дочкой? Настоящей. Не по игре. А потом мы с тобой вместе найдем тебе маму, а мне — жену. Давно мне пора перестать балбесничать. Хочешь хорошую маму, Дашка?

Моя только что приобретенная дочка задумчиво ковыряла полотенце пальцем.

— Хочешь? — повторил я.

Она с сомнением пожала плечиками.

— Папа и мама — это которые пьют и ругаются.

— Мы не будем пить. Твердо тебе обещаю, — улыбнулся я. — Папы и мамы нужны, чтобы заботиться о детях. А дети — знаешь, зачем нужны?

Дашка долго и внимательно смотрела на меня. Потом кивнула и потащила с себя полотенце.

— Нет, глупышка, — возвращая полотенце на тощенькое тельце, мягко ответил я. — А дети нужны, чтобы хорошо учиться, слушаться и радовать папу с мамой.

— Я… я… я плохо учусь, — убито пробормотала девочка и всхлипнула. — И… и веду себя плохо.

— Не страшно. Знаешь, Дашка, хорошие дети — это те, кто старается быть хорошими детьми. Просто старается. Большего я от тебя не жду.

И через секунду малышка с истошным воплем «папка!» висела на моей шее.

Она что-то взахлеб рыдала мне в ухо. Но я не вслушивался. А думал о том, что если сейчас Дашка меня не задушит, то завтра же надо поехать и начать восстанавливать ее документы. Потом — детская поликлиника, портнихи, школа, репетиторы, учебники, игрушки. Да, тратить деньги на это будет куда приятней, чем на мои дурацкие приспособления

Но это все будет завтра. А сегодня — совершенно неожиданно мне предстоит первый семейный вечер с упавшей с неба дочкой. Лучшей дочкой на свете. И надо было начинать учиться быть достойным своего ребенка.

— Ну что, бахнем чайку? — спросил я.

— Бахнем! — залихватски махнула рукой Дашка.

И мы пошли пить чай.