В советские времена выехать на тренировочные сборы в Эстонию, где чистота, порядок и вкуснейшее дополнительное питание, — было просто мечтой. Уютный стадион, сауна на берегу озера, лесные песчаные трассы сквозь заросли малины и крапивы, — и хутора вокруг со старыми эстонками, выносившими на закате свежий хлеб и банки с парным молоком подкормить московских спортсменов. Старушки по-русски почти не понимали, просто смотрели на нас и, наверное, что-то вспоминали.
Теперь и у меня остались только воспоминания. Середина лета, солнечная погода, бегаем два раза в день, и после трех недель сборов все болит и трещит от нагрузок. Девчонки наши тоже замученные, но их тренер все равно строго следит, чтобы никто к ним не клеился. А у нас давно интерес к ним пропал, хочется только есть и спать. И тут вдруг приезжает на базу волейбольная команда, эстонки, все по метр восемьдесят пять, стройные, длинноногие, светловолосые. Когда они проходили рядом, то обдавало волнующим запахом шампуня, а их непонятный язык как-то странно волновал. К ним сразу стали привязываться тупые эстонские лыжники, перворазрядники несчастные, ходившие по базе королями в финской экипировке.
Вечером эстонцы организовали дискотеку. Мы поколебались — и решили пойти, ноги перед сном встряхнуть, чтобы утром меньше болели. Эстонцы даже быстрые танцы танцевали парами, друг напротив друга, причем девушка, которую пригласили, должна была танцевать не один, а два танца. На наши приглашения эстонки отвечали отказом, и мы своим кружком скакали в углу, словом облом полный. Но вдруг тренер эстонских лыжников остановил музыку, включил свет — и погнал этих чудиков поголовно спать. Режим у них. Нам показалось, что танцам пришел конец, но свет снова потушили, и музыка заиграла опять. Мы вяло встали опять в свой кружок. Смотрим — а эстонки сидят и не расходятся. Мы без энтузиазма им помахали — и они потянулись к нам в кружок! Наши спринтеры тут же побежали с требованием поставить танец помедленней.
Последующие дни эстонки на нас не обращали никакого внимания, в столовой не здоровались, короче, мы пахали на стадионе, а они почему-то даже летом играли в зале в свой волейбол. Наконец пришла пора уезжать эстонским лыжникам, и в последний день перед ужином они хорошо напились, хотя на базе был сухой закон, и если кто на автобусе ездил в райцентр и привозил оттуда спиртное, то его отправляли со сборов домой в одночасье. У лыжников мы разведали, что на недалеком хуторе наварили крепкого пива, вот там они и разговелись. Конечно, на следующий день под вечер мы туда рванули. И каково же было наше удивление, когда там уже сидело полкоманды волейболисток с розовыми мордашками, растрепанные и веселые, в болоньевых костюмах, чтобы комары не загрызли. И Танюшка красавица моя сидит со стаканчиком в руке, глазами блестит и стреляет, я даже про пиво забыл, как она хороша. Хотя постарше меня наверно, лет 26-28:
Мы попросили пару банок трехлитровых, только стаканов в таком количестве на хуторах нет, так что хлебали прямо из банки и гоняли ее по кругу. Но из второй, пока слюней туда не напускали, налили эстонкам по полстакана, и они это оценили, одобрительно стали на нас смотреть. Еще пару банок выпили, эстонок тоже подпоили, и тут нас всех хорошо пробило и развезло. Эстонки тоже утратили свою координацию, что было очевидно, когда они вставали, смеясь и путаясь в ногах, и шли куда-то за сарай писать. Молодцы эстонцы, крепкое пиво заваривают.
Обратно шли толпой, я держал Танюшку за талию, она что-то бормотала про то, как любит волейбол, но в команде одни девчонки, этто-нее-хорошоо, а вот в легкой атлетике есть и мальчики, и девочки. Тут у нее развязался шнурок, она наклонилась его завязывать, прислонилась ко мне, и я не церемонясь зафиксировал ладонь на ее небольшой груди, там, где она должна была находиться под легкой болоньевой курткой и футболкой. Шнурок она завязала не сразу, и мы отстали от толпы.
На подходе к базе был какой-то навес с большими вязанками сена — и я увлек ее туда посидеть. Она была сонная и полупьяная, но когда я ее прижал к себе и поцеловал в губы, она стала выворачиваться и твердить, что «девочки увидят-т, что ее поздно нет-т». Я немного повременил, снова обнял и прижал к себе, поцеловал в ушко, погладил по спинке, по куртке болоньевой, затем под курткой по футболке и под футболкой по шелковистой коже. Лифчика под футболкой не было. Танюшка сидела не шелохнувшись, однако локти прижала, чтобы я не мог подобраться к груди. Но это слабая защита, я потихоньку начал ее щекотать, она напряглась, потом стала вертеться — и тут я проскользнул по ребрышкам к ее заветной грудке, такой небольшой, но удивительно упругой и нежной, какая бывает только у спортсменок высокого уровня! Она ойкнула и попыталась встать, но мы вдвоем опрокинулись назад на сено, где она немного побарахталась и затихла. Ее глаза и губы блестели в лунном свете, глаз не отвести, но комары, насевшие на нас немилосердной тучей, разбили все наши романтические прелюдии и заставили меня действовать как можно скорее.
Я высвободил из-под нее свою руку и начал атаку спереди, быстро вернув утраченные позиции под футболкой. Грудь ее была восхитительна, а вот пролезть пониже мне не удавалось из-за туго затянутого шнурка болоньевых брюк, с которым я пытался разобраться, но только намертво затянул узел. Танюшка со словами «как я буду сейчас ходить писать» решительно села и стала ощупывать и теребить узел, бросая на меня строгие взгляды… Все, пора обратно. Мы шли молча, держась за руки.
Весь следующий день я не тренировался, а рыскал по базе в поисках укромного места, где можно было бы без помех остаться вдвоем, пока не нашел бытовку, где были свалены гимнастические маты. Ночью ее запирали на висячий замок, но на дальнем окне я сбросил щеколды, чтобы можно было влезть снаружи. Ловушка для любви была готова.
После ужина все уселись смотреть телевизор, и я прокрался к Танюшке и подергал ее за рукав. Она помотала головой, так как просто встать и уйти вместе со мной на глазах у всей команды было не совсем прилично. Я посидел немного рядом и тихо сказал, что жду на улице — и вышел. Она появилась минут через десять. «Пошли погуляем, — я кивнул, — иди за мной». Все фразы приходилось дублировать, так как с русским были проблемы. Мы дошли до заветного окна. «Вот сюда, — я показал рукой, — ты шла со мной». И я открыл окно. «Скорей давай, — я ее немного подсадил, — вперед», и Танюшка с удивленным лицом полезла в бытовку. Я махнул за ней и закрыл окно. Внутри было темно. «Что ты здесь делаешь?» — спросила она. — «Здесь нет комаров», — ответил я и поцеловал ее в губы. Она слабо ответила и вздохнула.
На ней был синий костюм фирмы Kаrhu, скрывавший все сокровища и тайны. Я начал ее ласкать, не зная, начнет ли она сопротивляться. Вернуться
Спрашивают у хозяина: твоя жена что — рыбу жарит?
— Да не-е — «звезду» феном сушит..
под футболку оказалось легко, и я просто улетел от счастья, теребя ее чудесную грудь. И гладил плоский загорелый живот и спинку. Она лежала тихо, и тогда рука моя скользнула вниз по животу под резинки брюк и трусиков. Там было все гладко выбрито, но ноги сжаты так, что палец не просунуть. Тогда я просто начал давить ей на лобок, пока она не запыхтела. И тогда уже мой палец плавно проскочил меж ног во влажную ложбинку. Она вся обмякла и нежно запустила свои пальцы в мои кудри. Я продолжил уже двумя пальцами, и она раздвинула и приподняла ноги. Два пальца вошли в ее узкое влагалище с трудом. Я продолжал месить ее низину, пока она не потеряла контроль над собой и не задергалась, прижимаясь ко мне своим стройным и сильным телом. Тогда я быстро стащил с нее трусы и брюки, скинул свои джинсы, и сунул ей в ладонь свой налившийся конец. Прижав ее к себе, я снова занялся ее лобком и влагалищем, готовя его к введению моего члена, который тем временем окончательно затвердел в ее руке, чтобы затем без промахов и прогибов войти на всю длину в ее влагалище со скрипом и болью, отдавшейся во всем моем измученном теле.
Я начал осторожно свои движения, стараясь подобрать позицию и приспособиться, как на новом велосипеде, на котором еще не ездил и только мечтал об этом. И когда обрел требуемую гармонию, то взвинтил темп и понесся без дороги и тормозов. От азарта и возбуждения последних дней я давно уже был близок к финишу, поэтому мы сделали паузу. Я снял с нее футболку с кофтой, разделся сам — и снова погрузился в ее было сжавшееся, но еще скользкое и теплое влагалище, настойчиво раскатал его опять — и мы слились в порыве счастья и любви, два сильных и молодых тела. Я еле успел из нее выскочить, как из меня сильной струей вылетела сперма, весь запас, что я копил в себе для этой ночи.
Мы переползли отдохнуть на соседний мат, еще не опрысканный моей спермой. Темнота было кромешная, все на ощупь. Проклятые комары все-таки откуда-то налетели, и у меня чесалось уже в самых непонятных местах. От матов пахло старыми носками и какой-то безысходностью. Танюшка прижалась ко мне и временами сильно сжимала объятия, тяжело вздыхая. Я гладил ее спину и думал, что нам делать дальше. «Я не хочу здесь больше, — сказала Танюшка. — Теперь ты иди за мной». Мы нащупали и собрали в темноте свою одежду,