Идиотка

— И что, ты в самом деле думаешь, что я тебя найму?
— Но… Вы же прислали мне приглашение… Выбрали мое резюме…
— Ты идиотка!
— Почему?
— По двум причинам. Первая — твое лицо. Оно смазливое, а это значит, ты идиотка. Умных красавиц не бывает, как и красивых умниц. Кроме того, ты решила, что я отобрал тебя по другой причине, и тем самым подтвердила первую.
— Вы отобрали меня… потому что вам понравилось мое лицо?
— Ты не просто идиотка, а глухая идиотка! Я не сказал, что оно мне понравилось. Я сказал, что оно смазливое. Объективно смазливое — безотносительно меня или еще кого-нибудь. Вникаешь?
— Пытаюсь. А надо?
— Ну, хотя бы попытайся. Лучше поздно, чем никогда. В твоей красивой голове, как-никак, плещется один-другой миллиграмм мозгов.
— И зачем тогда вам понадобилась моя красивая голова?
— Полюбоваться. Красотки — необходимое звено жизненного цикла: они вдохновляют людей с мозгами. Что ты закончила, мисс Бюст?
— Чикагский художественный. Я же писа…
— Что-о? И какого рожна художница с сиськами подает резюме в один из самых популярных дайжестов Чикаго?
— Я работала в университетской газете. У меня есть опыт. Я писала в резю…
— Ты до сих пор думаешь, что я его читал? После того,

как увидел твое фото? Ты знаешь, что с тобой хочется сделать, когда видишь твое фото?
— Так вперед! — она была уже на пределе. — Делайте, чего же вы стоите! Мне раздеться?
Шеф, прищурясь, смотрел на нее.
— Вообще-то да, — сказал он. — Раздевайся.
— И вы даже не стесняетесь говорить мне это? Вы, самодовольный циничный пошляк!
— Раз я циничный и самодовольный — почему ты до сих пор здесь?
— Потому что мне нужны деньги! — с отчаяньем крикнула она.
— Деньги, говоришь?
— Да, деньги! Я до последнего надеялась, что их можно заработать другим путем. Но если это не так, и — я наивная идиотка, — пусть лучше это сделает со мной кто угодно, но только не вы, мистер Пенис-Вместо-Мозгов!
— Такой ты мне больше нравишься, — спокойно сказал тот, когда она умолкла, переводя дух. — Мозгами не пахнет, но характер налицо. Раздевайся.
Она застыла, глядя на него изумленно, как на собаку с пятью ногами.
— Это не для того, чтобы тебя трахнуть, — сказал шеф. — И не надейся. Это испытание.
— Испытание?
— Повторяя за мной, как попугай, ты подтверждаешь, что ты идиотка, а я и так это знаю. Да, испытание. Пройдешь его — возьму на работу. Раздевайся.
Она открыла было рот, но тут же закрыла его, так и не издав ни звука. Метнув в шефа горящий взгляд, она гордо вскинула голову — и потянула с себя блузку.
— Продолжай, — сказал он, когда она осталась в одном белье. — До конца.
Она стянула с себя лифчик, обнажив великолепные груди, налитые, будто их надули изнутри.
— До конца!
Снимая трусы, она запуталась в них и чуть не упала.
— Да, в стриптиз-баре ты явно не работала… Я был прав: ты идиотка. Такое тело высасывает из генов все соки, не оставляя мозгам ни капли. Вот тебе мое задание. Выйди в коридор, спустись на первый этаж, в холл, сорви цветок с герани, которая там растет, и принеси мне.
— Вы извращенец, — прохрипела она. — И псих.
— Ты ничего нового мне не сказала. Ну?
Осторожно ступая, будто пол был усыпан стеклом, она прошла к двери, оглянулась на шефа, вдохнула, выдохнула — и скрылась за дверью. В воздухе, казалось, остался отпечаток тугих ягодиц.
Шеф долго смотрел ей вслед. Затем вздохнул, взял со стола чей-то портрет в рамке и стал смотреть на него.
Дверь открылась раньше, чем он ожидал.
— Вот! — тонкие пальцы вертели гроздь розоватых цветов. — Куда вам ее? В петлицу? Или за ухо?
— Неплохо, — хмыкнул шеф, пялясь на ее гениталии. — Полторы минуты. А ну-ка иди сюда!
— Зачем?
— Трахать не буду, не надейся. Иди-иди…
Медленно, как к тигру, она приблизилась к нему. Быстро вытянув руки, он схватил ее за бедра и, крепко удерживая, влез пальцем прямо в вагину.
— Сухая, — сказал он, не обращая внимания на визг. — Рассказывай, как это было? Или лучше я тебе расскажу. Что ты нашла в коридоре? Портьеру? Завернулась в нее, как голубец, подошла к лифтеру и дала ему двадцать баксов?
— Десять…
— Вау! И тот, конечно, оказался рыцарем? Чистая работка. Ты наполовину принята.

— Наполовину?

— Да. Осталось еще одно испытание. Пошли.
— Куда?
— Туда же.
Он вывел ее, голую, в коридор.
— Будешь упираться — выгоню. Вот прямо так, как есть, и пойдешь домой… Слушай и вникай: я провожу тебя к лифту, ты спустишься вниз, САМА сорвешь там такой же цветок, САМА принесешь его мне… а я подожду у лифта. Что такое?
— Я вас ненавижу, — простонала она.
— Это хорошо. Пойдем, Ева без яблока.
— Ага, все-таки запомнили мое имя! А говорите — резюме не читали.
— Я… — шеф запнулся, — я с фильтром читал. Главное запомнил, мусор отфильтровал… Ну, как ощущения?
Они окунулись в поток офисного планктона, хлынувший из лифта.
Люди ахали-охали, улыбались, переглядывались, говорили «вау» и задирали брови до самой макушки, особенно мужчины. Шеф невозмутимо шествовал вперед.
— Ребят, это у нас экспонат. Руками не трогать, — говорил он, оглянувшись на Еву, которая погибала от стыда. Губы ее скривились в невообразимой усмешке, соски набухли, как сливы.
— Нет. Не могу, — дернулась она.
— Сделаешь это и еще кое-что — возьму за 700 баксов в неделю, — спокойно сказал шеф.
— Кое-что — это что?!
— Увидишь. Пошла! — он втолкнул ее в переполненный лифт. Полюбовался на шок пассажиров, на пунцовый лоб Евы — и, когда двери закрылись, присел на диван.
На лице его играла мрачная улыбка. Он сидел, глядя в одну точку, довольно долго, потом стал поглядывать на часы. Прошло семь минут.
Заерзав, шеф наконец встал и нажал кнопку лифта.
Дверь открылась, и оттуда с толпой возбужденных клерков выплеснулась Ева, малиновая сверху донизу. На лице ее застыла все та же усмешка — щеки держали ее, как розовый крем.
— Что ты им сказала про меня? — спросил он, входя за Евой в свой кабинет.
— Правду, — хрипло сказала Ева. — Что это новое требование при приеме на работу в ваш дайжест. Держите, — она сунула ему в петлицу ветку герани. Потом схватила его руку и сунула ее себе между ног. — Ну как, теперь не сухо?
— Нет, не сухо, — протянул шеф, щупая маслянистый бутончик.
Ева смотрела на него в упор.
— Слово есть слово. Беру тебя на испытательный срок. Пятьсот баксов в неделю. Двести долой, потому что позорить начальство некрасиво. Даже правдой. За эти пятьсот баксов ты будешь исполнять любые мои прихоти, а я буду смотреть и делать выводы.
Ева молчала, тяжело дыша.
— Одевайся. Завтра придешь в десять утра и принесешь статью о деле Хопкинса. Две машинописных страницы. Побольше намеков, поменьше философии.
— Почему вы думаете, что я в теме?
— У тебя есть целая ночь для того, чтобы быть в ней. Да, и что у тебя за прическа? Шатенка, волосы до лопаток… Это не стиль «Йеллоу Дайжест». Чтобы завтра же покрасилась в лимонный цвет! Пару прядок можешь сделать зелеными. Свободна!
Он подождал, пока хлопнет дверь. Потом сел в кресло и вдохнул глубоко, будто хотел втянуть в себя весь воздух кабинета.
***
— Ты идиотка!
— Где-то я уже это слышала, — издевательски протянула Ева.
— И услышишь еще миллион раз, пока не станешь мертвой идиоткой.как травинки в стоге сена, зеленели тонкие прядки. — Тебя мы даже не обсуждаем. Оно не идет «Йеллоу Дайжесту». А ну-ка… ну-ка…
Порывшись в столе, он достал электробритву.
— Ну-ка… иди сюда…
— Вы что, собрались выбрить мне голову?
— А что с ней еще делать?
— Нет!
— Бззззз! — Он включил машинку и, жужжа вместе с ней, стал надвигаться на Еву, как киношный монстр. Ева отступила.
— Нет! Нет! Я не могу…
— Бззззз!..
Ева хмыкнула — и откинула лимонную шевелюру с левой стороны.
Шеф застыл. Жужжание прекратилось.
— Охренеть. Кто это тебя так?
— Не ваше дело.
— Допустим, не мое. Но ты все равно идиотка, — говорил шеф, глядя на красноватый шрам, зиявший вместо ушной раковины. — Почему не сделала операцию? Пришили бы тебе протез — и брейся на здоровье. Такой красотке без уха — как Форду без трости…
— А вы знаете таких, кто бесплатно протезы пришивает? — хрипло спросила Ева. — Потому что за деньги — не вариант, ибо у меня их нет. Пока.
Шеф постоял, молча глядя на нее. Потом подошел к сейфу, достал оттуда какие-то бумаги, что-то написал — и протянул их Еве:
— Держи.
— Что это?
— Счет, — сказал шеф. — Найдешь клинику доктора Боула. Здесь все реквизиты. Скажешь — пусть все расходы снимают с этого счета.
Ева неподвижно смотрела на него.
— Вы дарите мне операцию? — хрипло спросила она. — Почему? Это же тысячи баксов!..
— Бери, пока не передумал. И давай-ка к делу. Принесла статью?
Ева еще какое-то время смотрела на него, потом взяла сумку и достала оттуда мятые страницы.
— Рыбу заворачивала? Ну-ну… — шеф погрузился в чтение.
Пробежав глазами текст, он ухмыльнулся.
— Так. Очень хорошо. Отлично.
— Что, правда, что ли?
— Правда — у Бога в раю. Переделай.
Ева во все глаза смотрела на него.
— Пишешь, что Хопкинс — жертва обстоятельств, и виновато общество? Отлично. Просто превосходно. А теперь напиши все наоборот: что Хопкинс — вонючий ублюдок, а общество терпело его, пока не стало невмоготу.
— Но… Но ведь я же так не думаю!
— Конечно, не думаешь: тебе нечем это делать. Я от тебя не думанья жду, а работы. Вперед, детка! И чтобы без уха не возвращалась. Сроку тебе — до понедельника. Аривидерчи!
Она ушла, а он, выждав время, взял со стола фотографию в рамке, опущенную картинкой вниз, и кивнул изображенному на ней мужчине.
***
В понедельник Ева вошла в кабинет и торжественно показала новенькое ухо, откинув лимонно-зеленую гриву. Оно было неотличимо от настоящего.
— Это фокус такой, да? — спросил шеф. — Ты просто втянула его в себя, а потом развернула обратно, как антенну?..
— Спасибо вам. Никогда не думала, что буду говорить вам спасибо, но… спасибо!
— Спасибо будешь говорить, когда я сбрею твою ужасную траву с макушки.
— Вы немного опоздали, — с обаятельным злорадством сказала Ева, потянув