В вечер вторника работы в клубе было не много, и шеф разрешил пораньше уйти домой. Я уже несколько раз подменяла других официанток, поэтому сегодня точно имела право рассчитывать на поблажки. Поясницу и шею ломило, босоножки на платформе и высоком каблуке надавили пальцы, голова уже шла кругом, хотя я прекрасно осознавала, что завтра утром меня ожидает семинар, перед которым нужно еще хоть что-нибудь прочитать. Нужные книжки уже недели две лежали аккуратной стопкой на полке, но до них так до сих пор и не дошли руки.
Последние посетители задушевно болтали, запрятавшись за уютными угловыми столиками. Я поймала на себе явно не невинный взгляд администратора Антона, и одарила его улыбочкой с упреком. Он виновато улыбнулся в ответ, вздохнул и раздосадованно повел головой, снова уткнувшись в монитор компьютера. Полчаса назад он опять предлагал проводить меня после работы и получил очередной отказ. Симпатичный он, конечно, этот Антон, но что-то у меня никакого настроения нет хоть сколько-нибудь терзать себе сердце.
Я глянула на наручные часы — без двух минут два. Ну, наконец-то! Обойдя зал слева и сделав ради этого большой круг, чтобы лишний раз не провоцировать Антона, я прошла по уже затемненному коридору в раздевалку и устало остановилась перед зеркалом, тут же снимая с себя тяжелые замшевые босоножки с бахромой и распуская тугой хвост на затылке. Черные волосы приятно рассыпались по плечам и спине, и я с наслаждением пропустила пальцы сквозь густые пряди, чтобы немного размять кожу головы. Я окинула себя критическим взглядом. Кажется, еще похудела — безумный ритм жизни и регулярные занятия танцами не могли не сказаться на внешности. Что осталось от той холеной избалованной домашней девочки с нежным мягким овалом лица и персиковым румянцем? Да ничего! В зеркале я видела заостренные черты, пронзительный холодный взгляд зеленых глаз с ресницами вразлет, тонкие надменные брови, непокорные волны черных волос до талии, остро очерченные ключицы, тоненькая талия, почти поджарый живот и длиннющие ноги танцовщицы. Видел бы ты, Антон, какой я была раньше! Впрочем, знаю, что тебя во мне привлекает сейчас, да на самом деле всех вас: повадки, движения и взгляд дикой кошки, недоступной и всем вам чуждой, а потому загадочной.
Я стянула с себя неприлично короткие узкие шорты с рваным краем и пояском из тонких полосок бежевой кожи (неотъемлемый атрибут униформы нашего клуба) и развязала стянутую на животе узлом клетчатую рубашку, оставшись в тугом спортивном нижнем белье. Закинув голову, я начала разминать шею, когда дверь вдруг скрипнула. Я медленно оглянулась через плечо и, ни капли не удивившись, увидела Антона, подпирающего плечом стену и скрестившего на груди руки.
— Стучать тебя не учили? — стараясь быть не слишком резкой и не слишком мягкой одновременно, поинтересовалась я, взяла со стула джинсы и быстро их натянула, не давая ему понять, смущена я или нет, и не прикрываясь. Он покусал губы.
— У тебя кто-то есть, Марин?
— Нет и в ближайшее время точно не будет, — холодно бросила я, надевая футболку и переходя к сапогам.
— Откуда такая уверенность?
— Потому что я этого не хочу. Неужели это так сложно понять?
— Но… , — он приблизился, явно пожирая меня взглядом.
Я не обращала на него внимания, продолжая собирать сумку, и потянулась за своей кожаной курткой.
— Что если ты влюбишься? Ведь это не зависит от наших желаний, — взволнованно выдавил из себя он.
Этот наивный вопрос невольно заставил меня тихо рассмеяться и встретиться с ним глазами. Я специально демонстративно смотрела прямо на него, цинично изобразив на лице унылую ухмылку. Мой бедный поклонник молчал.
Антон был крашеным блондином со стрижкой «ёжик», всегда старательно уложенной пенкой для укладки. Милый молодой человек с правильными тонкими чертами лица, худощавый, не качок, но крепкий, широкоплечий, несколько излишне утонченный, пожалуй. Мужской персонал клуба носил вываренные джинсы на тяжелом светлом кожаном ремне и клетчатые рубашки, заправленные за пояс, на шее — ковбойский платок. Униформа Антону была явно к лицу, подчеркивая красивый переход от узких бедер и тонкого торса к широкой груди и плечам. В общем, девчонки от таких тащатся, если им нравятся милые романтичные мальчики. Я заметила в его глазах тоску и вожделение. Последнее еще вовсю выпирало под его узкими джинсами. Жалко парня, но ничего не поделаешь. Лучше просто свести общение до минимума или пусть увольняется к черту, раз он так страдает, а я не могу принести в жертву такую хорошую работу из-за глупых приставаний на рабочем месте. Я натянула куртку, накинула на плечо сумку и уверенно направилась к двери, бросив равнодушное «пока». Когда я проходила мимо него, он поймал меня за локоть. Я закинула назад голову в раздражении и театрально вздохнула, разворачиваясь к нему и мотнув тяжелыми волнами волос.
— Чего тебе еще? — добивая его скучающим взглядом из-под томных ресниц, протянула я.
— Один поцелуй.
— Что? — я специально повыразительнее округлила глаза и развела руками, — Может, мне еще переспать с тобой из жалости?
На какой-то миг во всем его лице отразился гнев, но тут же затух. Он ослабил захват моей руки и отвернулся.
— Не кисни ты, Антош, — нравоучительным тоном посоветовала я и вышла, еще раз бросив «пока» уже из коридора.
Очаровательная сценка — ничего не скажешь. Мои щеки немного зарделись под внушительным слоем вечернего макияжа, но сердце билось ровно и спокойно. Всего лишь очередной приятный случай потешить собственное самолюбие.
Я вышла в свежую осеннюю ночь. Днем Москва полыхала в пламени золотой осени, словно готовилась ко встрече самого Наполеона, а сейчас все окутывала мягкая теплая тьма. Только там, где горели фонари, можно было угадать легкий трепет желтых кленов на фоне синих теней дорог и домов. Улицы погрузились в тишину, только где-то вдалеке слабо шелестели колеса одиноких автомобилей по асфальту. Чтобы поймать машину, мне нужно было выбраться из лабиринтов сонных переулков на Садовое.
Ходить по ночной Москве у меня уже вошло в приятную привычку: такой она теперь нравилась мне намного больше — таинственная торжественность и никакой суеты. Борясь с усталостью, я наслаждалась теплым штилем и подсветкой фасадов и даже как-то потеряла бдительность. В какой-то момент мне вдруг показалось, что за мной кто-то идет. По спине пробежались мурашки, и я невольно оглянулась, к своему успокоению увидев позади совершенно пустую улицу. Я вышла на тротуар переулка, который мне предстояло пересечь, как вдруг где-то слева во тьме бешено взревел мотоциклетный двигатель и что-то большое, тяжелое и дико ревущее рвануло в моем направлении с невероятной скоростью. Чувствуя, как внутри образуется странный вакуум, я отскочила назад, хотя уже почти занесла ногу над проезжей частью, и в ту же секунду прямо в паре метров передо мной с визгом и лихим разворотом притормозил черный спортивный мотоцикл с мотоциклистом, как и его зверь, облаченном в черное. Темное забрало шлема переливалось в неверном свете ночного освещения, и обращенное ко мне лицо седока невозможно было разглядеть. Всего пару секунд он глядел на меня с откровенным безразличием манекена из металла и кожи, в которые был облачен, словно инопланетный пришелец. А я смотрела в его бездонно черное забрало, изрезанное бликами света, и чувствовала, как тело немеет, а сердце замирает в груди в неприятной невесомости. Затем он взглянул куда-то вперед, замер, словно в раздумье, с едва слышным скрипом крутанул рукой в кожаной черной перчатке вокруг ручки руля, снова глянул на меня в упор в последний раз и, с места вдруг рванув вперед и подняв машину на заднее колесо, стремительно унесся в даль. Меня обдало жаром двигателя и облаком выхлопа. Только секунд через тридцать, я осознала, что все еще стою на месте, как вкопанная, тяжело дышу, вся дрожу, и ноги у меня подкашиваются.
Наваждение какое-то… Был ли он вообще, этот мотоциклист или мне привиделось нечто потустороннее? Я постояла еще минуту на месте, глядя в даль, в которую только что унесся черный призрак. В животе вдруг вспыхнуло какое-то знакомое, но давно забытое ощущение. Я заставила себя сдвинуться с места невероятным усилием и медленно зашагала привычным маршрутом как загипнотизированная. В голове крутились мысли, которые мне, кажется, давно удалось задвинуть в глубины подсознания. Сейчас я боролась с ними, тщетно пытаясь загнать их обратно в клетку. Вместе с мыслями проснулись желания, и это было хуже всего, потому что в моей новой независимой жизни для них просто не было предусмотрено
— Ты смотри, только в гостинице не останавливайся, у меня там подруга
живет, вот у нее и остановишься. Так хоть месячные с командировочными
сэкономишь!
Спустя месяц муж звонит домой:
— Командировочные сэкономил,… месячные пропали!
место. На следующий день я опозорилась на сессии, на танцах растянула запястье по собственной глупости, и меня с гневом отправили на больничный недели на две как минимум, а после следующей ночной смены я попросила Антона меня проводить. Его глаза сияли, когда он вел меня за руку сквозь ночную тьму гордый за возложенную на него роль.
С содроганием сердца я приближалась к тому переулку, словно ожидала там за углом своего приговора. Стоило нам показаться из-за угла, я уже точно знала, что призрак там, поджидает в засаде с едва-едва клокочущим двигателем, готовый в любую секунду взреветь для атаки. Счастливый Антон болтал без остановки, поэтому, когда мотогонщик промчался как вихрь прямо перед нами, даже не взглянув в мою сторону, Антон и ухом не повел, а меня вдруг объяла паника: сердце готово было вырваться из груди, руки дрожали, дыхание сбилось. «Этого быть не может… Этого просто не может быть!» — пульсировало в висках и животе. «Он преследует меня, выслеживает, поджидает». От осознания этого сердце уходило в пятки, а в голове приятно гудело как от легкого похмелья.
Антон поймал мне такси и раскрыл передо мной дверцу, явно ожидая поощрительного поцелуя за труды. Меня всю трясло, и я с трудом соображала, где нахожусь. Когда он наклонился к моему лицу, слегка склонив голову на бок и не смея даже прикоснуться ко мне рукой, я безучастно позволила поцеловать себя в губы. Его поцелуй был мятным и слишком нежным для юноши, который так долго добивался вожделенной