Счастливая семья (Секс, как проявление любви) Светка со мной залетела рано, ещё в школе. На выпускном, вроде, никто ничего не заметил, но потом у неё стал быстро расти живот. Ой, страшно вспомнить, что творилось. Мы думали, родители нас убьют. И друг-друга тоже. Хорошо, хоть школа закончилась. Какие-то комитеты по делам, комиссии, женщины в форме и без формы… В общем, второго ноября ей исполнилось восемнадцать (мне — чуть раньше), четвёртого нас расписали, и двенадцатого она родила Алёнку. Через неделю меня забрили в армию. Сегодня Алёнке исполнилось одиннадцать… Бурный праздник закончился рано — дети, всё же. Гости разошлись, уехали дедушки с бабушками. Алёнка заперлась в своей комнате изучать подарки. Мы уединились в спальне. Брак наш оказался на удивление счастливым. Через год нам ударит по тридцатнику, а мы до сих пор не можем насытиться друг другом. Светка оказалась прямо нимфоманка, она хотела трахаться всегда. Ну, я, как молодой здоровый мужик, тоже был отнюдь не против. За столько лет почти ежедневных сношений мы что только не перепробовали. Мы даже как-то пытались разнообразить наши отношения вовлечением новых лиц. С девицей, что она привела, мне даже понравилось. Меня безумно возбуждали глаза, которыми она пялилась на мой член, пока Светка скакала на нём, как жокей. Одной рукой я щипал жену за сосок, другой ковырялся пальцами в текущей лохматой щёлке подруги, стоящей рядом. Но трахнуть её она мне не дала, приревновала. Я же в свою очередь, представив чужого мужика в гладкой письке жены, наотрез отказался пригласить парня, сколько она ни уговаривала. Она моя! Так мы и вернулись к традиционному сексу, находя все желаемые удовольствия друг в друге. Я сидел посередине комнаты лицом к двери на краю
кровати. Жена стояла передо мной, положив руки мне на затылок, и тёрлась пахом о моё лицо. Я запустил руки под юбку и лапал упругие ягодицы. Трусиков там уже не было! Жена здорово подвыпила. Я тоже немало, но она всё же была хрупкой молодой женщиной, ей хватило бы и меньше. Она и так-то была готова всегда, а сейчас прямо истекала от вожделения. Запрокинув голову, она мурлыкала, как кошка, и томно стонала. Лобок её тёрся через шерстяную плиссированную юбку о лицо, раздирая лоб и нос до красноты. Это было, наверное, даже больно, но я не очень обращал внимания, я не спешил. Во-первых, у меня богатое воображение — я представлял, что там под тканью в миллиметрах от моего носа. А во-вторых, я любил её дразнить, растягивая удовольствие по нескольку часов. Она просто с ума сходила от возбуждения и кончала потом так бурно, что я тоже готов был терять сознание от собственного оргазма. Как соблазнительно она сейчас пахла! Меня больше всего восхищали её ноги. Их стройность, белизна ляжек с нежнейшей кожей возбуждали меня всегда. Я любовался ими, задирая постепенно юбку всё выше и выше. Они от этого удлинялись всё больше и больше. Пока не задрать выше предела. Если оголить промежность, зад, длинна их превращалась в обычную. Поэтому я сейчас щупал любимую попку, терпел на лице жёсткую шерсть и, удерживая подол на краю, возбуждался от не надоевшего за одиннадцать лет вида. — Ну, поцелуй, поцелуй! — Капризно потребовала Света, убрав руки, чтобы самой задрать подол к животу и растянуть в стороны большие половые губы. Она, выгибаясь, тыкала истекающей щёлкой прямо мне в нос. Пришлось поднять голову, оторвав взгляд от вожделенных ляжек, и подставить ей свой рот. Я просунул руки снизу под пояс, пролез в блузку, сжал ладонями идеально помещающиеся в них груди и прищемил пальцами соски. То, что она была без лифчика при гостях, я видел — торчащие соски были хорошо заметны сквозь тонкую ткань. Детей, понятное дело, это не волновало, им было не до нас, а вот отец с тестем бросали сильно заинтересованные взгляды. А мать с тёщей укоризненно поджимали губы. Но вот то, что она была без трусиков, я не представлял! Иначе, со своим воображением я бы не смог сдерживать эрекцию. Наши губы слились в поцелуе. Мои мужские губы засосали женские половые губы. Малые половые губы у неё были большими вопреки названию. Они и так-то в обычном состоянии свешивались и торчали из-под больших тёмной бахромой. А сейчас, когда она обнажила их с помощью рук, стоя в раскоряку, ссутулившись надо мной, будто пыталась разглядеть, что я там делаю языком, они представляли собой большой нежный бутон розовых лепестков припухшей плоти. Не понятно, кто назвал эту красоту губами. Какой-нибудь древний анатом. Или учёный червь. Может, у его жены там и правда были вторые губы. Я вообще-то не знаю — может быть, у моей жены особенная писька, не как у других. Да, у той лохматой подружки была другая. Но, в принципе, похожая. А больше-то я и не видел, не щупал. У нашей Алёнки там ничего вообще не было, когда я её купал, подмывал. Давно уже мне это стало не положено. Может, с возрастом у неё там поменялось? Иностранцы большие половые губы называют наружными, малые — внутренними. С точки зрения размеров, наверное, так честнее. Наружные и я бы назвал губами — они и вправду похожи на ротик. Припухшие, гладкие, обычно они сжаты. Но Света, меняя позы, разводя ноги, заставляла их раскрываться, показывая розовые язычки и манящую глубину своего второго ротика. Уж за столько лет с почти ежедневными сеансами я имел возможность в мельчайших деталях рассмотреть её устройство. Внутри там не было ничего похожего на губы. Бутон, лепестки, роза — да. Поверьте, это удивительная красота! Так как мои руки были заняты ласками её грудок, жена продолжала помогать мне своими руками, не столько разводя наружные губы, сколько задирая капюшон над клитором, и подставляя моим ищущим губам и жадному языку обнажённую розовую головку. Под нежной складкой капюшона в самом верху прощупывалось упругое уплотнение, а из-под капюшона высовывался малюсенький розовый пальчик с блестящим ноготком на конце. Прямо, как мой член, если меня зимой достать из проруби и задрать крайнюю плоть. Только ещё меньше. Чего я не знал, так это как Света бреется. Или что она ещё там делает. Она никогда мне не говорила, не показывала, и я ни разу её за этим не застал. А промежность у неё была совершенно гладкой, если бы не торчащие малые губы, можно было подумать, что это маленькая девочка. Не было ни только растительности, но даже и намёка на неё. Когда мы с ней делали Алёнку, там волосы были. Мягкие, пушистые. Я не видел, было темно, только на ощупь. Да если бы и светло, всё равно вряд ли увидел бы, так как на ощупь мы тогда делали всё, закрыв глаза от стыда. Когда я вернулся из армии, волос уже не было. Нет и до сих пор. И мне так нравится! Тогда, с той подружкой было даже немного брезгливо. Наверное, с непривычки. Она была какой-то неопрятной. Стыдно признаться, но мне нравился не только Светкин половой орган, но и мой собственный. Понятно, что он доставлял мне массу удовольствия. С его помощью я испытал в жизни столько наслаждений, что не сравнить ни с чем. Будучи с детства сексуально озабоченным (даже вон ребёнка зачал до совершеннолетия), я конечно в юности много им сам занимался. Особенно в армии. Но, вернувшись к Светке, необходимость отпала. Теперь я редко дрочил один, просто любовался им. Обычно он свешивался над яичками небольшой колбаской с утолщением на конце. В утолщении, а оно занимало не менее трети всей длинны, под крайней плотью угадывались контуры головки. Кожи крайней плоти было много, она не только покрывала всю головку, но и свешивалась с конца сморщенным чулком. Если её взять и слегка задрать пальцами, чтобы кончик головки высунулся, становилось очень похоже на жёлудь. Только розовый. Яички за ним обычно свешивались в мошонке чуть ниже самого члена. Иногда, от холода, например, или перед эякуляцией, они поджимались, и мошонка становилась больше похожа на бледно-розовый сдувшийся мячик, покрытый сморщенной кожей. А так — на авоську с двумя тяжёлыми шариками. Мошонка у меня была слегка покрыта шерстью. Я тоже старался брить гениталии. Но если с лобком, основанием пениса, промежностью было не сложно, то брить волосы на сморщенной коже мошонки было мучением. В конце концов я остановился на триммере. Зажимал одной рукой то так, то сяк яички, чтобы кожа натягивалась, а другой водил машинкой с насадкой, не боясь пораниться. Света за всю жизнь мне ни разу ничего не сказала, из чего я сделал вывод, что её так вполне устраивает. А может, эта тема вообще для неё табу — не зря, наверное, она про свои дела мне ни разу не намекнула. Зато она много раз говорила, как ей нравится мой член. Понятное дело, не спокойный — он при ней-то по-настоящему спокойным и не бывает, — а стоящий, возбуждённый. Он тогда здорово вырастает, что в длину, что в толщину. Головка уже под плотью не помещается и обнажается, яркая, гладкая, как резиновый мячик. Так как она тоже здорово набухает и всё равно остаётся толще самого ствола, то крайняя плоть соскальзывает, обнажая её полностью. Её может и хватило бы до середины, но из-за упругости в растяжении, она слезала и собиралась в складки под корону. Смешно! Кто придумал назвать короной утолщение на стволе пениса, с которого начинается головка полового члена? Мы все коронованы. Короли! Света, взявшись за полы, стянула через голову юбку вместе с блузкой. То ли я в порыве страсти уже сорвал все пуговицы, то ли она сама расстегнула. Она заставила меня встать, моментально стянула брюки с трусами, я поспешно переступил, выбираясь из штанин, и стащил через голову рубаху. Жена толкнула меня в грудь, я упал спиной на кровать, ноги остались стоять на полу. Света стала в ногах. Почему-то не присела, не легла, а именно стала, широко расставив свои модельные ножки циркулем, склонилась, стараясь не касаться меня ничем, кроме рук. И губ. Она просунула левую ладошку в промежность, заключив в неё мошонку и упираясь пальцами в перинеум. Может, не все знают, но у мужчин в промежности за яичками, не доходя до заднего прохода, есть место, где можно нащупать самое-самое основание, корень возбуждённого ствола. При массировании, член напрягается ещё сильнее. При этом эякуляция задерживается. Не зря это место ещё зовут